Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Греческий мир

Уткина Л.М.
Изображение и мастер. К иконографии образа Артемиды в творчестве мастера Пана

Жизнь мифа в античности.
Материалы научной конференции
«Випперовские чтения–1985». Вып. 18.
Часть 1. Доклады и сообщения. М., 1988.
{256} — конец страницы.
OCR OlIva.

Общеизвестна роль мифологии в развитии искусства, которая "составляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву".1) Мифологические образы всегда использовались в литературе и искусстве в качестве сознательно применяемого художественного приема. В данном сообщении хотелось бы затронуть некоторые аспекты трактовки образа Артемиды в античной вазописи раннеклассического времени.

Артемида — одна из наиболее популярных богинь в греческом Пантеоне, чей образ представляет немалую трудность для понимания и объяснения в силу спутанных и противоречивых понятий, связанных с ее культом. Вряд ли явится возможность достичь единой концепции, которая смогла бы объяснить до конца разнородный характер этого божества. Но, несомненно, возможно проследить последовательность идей, проливающих свет на разные стадии развития данного образа, в частности, обратившись к творчеству одного из великих вазописцев Афин — к творчеству так называемого мастера Пана.

Этот анонимный аттический мастер 80–50-х гг. V в. до н.э., автор более 200 известных ныне ваз, получил свое имя от изображения Пана, преследующего юношу-пастуха, на кратере в Музее изящных искусств в Бостоне2). На обороте вазы — Артемида и Актеон — сцена, которую один из самых выдающихся исследователей аттической керамики Дж. Бизли считал "наиболее законченной группой во всей вазописи".

Если попытаться дать краткую характеристику творчества мастера Пана, можно отметить, во-первых, любовь к редким сюжетам; особые, очень тонкие оттенки в мифологических рассказах, вероятно, доступные и рассчитанные на капризный вкус немногих тонких ценителей и знатоков мифологии, литературы и философии его времени; во-вторых, изысканный стиль рисунка, в значительной степени подчиненный приемам архаической стилизации. Своеобразное сочетание и смешение разных принципов условности и естественности, утонченной грации и резкого натурализма, плоскостности и сложности в композиции, симметрии и тонких, едва уловимых контрастов — таковы характерные особенности мастера, творившего в то время, когда в искусстве шла {140} напряженная борьба. Победы над персами дали толчок развитию индивидуального и национального самосознания. Сложные мотивы и движения фигур, ракурсы и пересечения, проблема пространства и попытка индивидуальной характеристики лиц — вот что интересует передового художника. Но именно в эту эпоху появляется мастер Пана, чья изящная утонченность и аристократичность рисунка в общем-то не вяжутся с общей бурной атмосферой, которой дышали Афины во второй четверти V в. до н.э. Несомненно, он — представитель старой, отживающей свой век культуры, тонкий ценитель древности. По крайней мере, подбор сюжетов на его вазах показывает склонность к редким мифам, которые он, вероятно, тщательно собирал.

Все сказанное выше в большой мере относится и к превосходному белофонному лекифу из собрания Эрмитажа с изображением Артемиды и лебедя3). Со времени первых публикаций О.Ф. Вальдгауера4) встал вопрос о трактовке этого сюжета. С одной стороны, изображение носит столь интимный характер, что, пожалуй, его можно было бы принять за жанровую сценку, но с другой, не вызывает сомнения и определенная ритуальность происходящего, прежде всего, благодаря присутствию Артемиды с присущими ей атрибутами: длинным ионийским хитоном и плащом, колчаном за спиной, шкурой лани, завязанной на шее узлом, стефаной на голове, украшенной стоячими листиками.

Подобный тип Артемиды возникает не раз в творчестве мастера Пана. Мы видим его и на уже упоминавшемся кратере из Бостона, и на так называемом псиктере Марпессы в Мюнхене5), и на фрагментированном кратере в Афинах6), где вновь изображены богиня и Актеон. Он возникает на амфоре из Мадрида7), лекифе Британского музея8) и еще одном лекифе эрмитажного собрания, где Артемида вместо обычных лука и стрел получает в руки факелы и предстает уже в роли Гекатеры9), подобно той, что воспел Софокл:10)

Девушки! В лад восклицайте:
Пеан! Пеан!
Громко, громко призывайте
Артемиду Ортигию,
Аполлонову сестру,
Что, в руках держа по светочу,
Мчится лесом за оленями, —
и ее охотниц-нимф!
Пеан! Пеан! {141}

Итак, поскольку "система каждого религиозного бога состояла из четырех атрибутивных компонентов: ономастики (то есть имен, прозвищ, эпитетов), вещей, животных и растений"11), не вызывает сомнения, что наиболее примитивные черты в образе Артемиды те, которые связаны с водой, деревьями, лесом. Местные аркадские и аттические легенды и обычаи свидетельствуют, что некогда Артемида была независимым от Аполлона божеством, связанным с водами и с дикими растениями и животными12). То есть, более старая религия лучше знает ее, как защитницу и покровительницу диких животных и особенно тех, что были с детенышами. Отголоски этих верований проскальзывают еще у Эсхила:

     ... Ведь псам небодержца крылатым
Зевсова дочь, Артемида святая, враждебна.
Ей отвратительна тризна кровавая,
Мерзостен ей плодоносного лона палач.

И далее:

О заступница диких чад!
Сосунков-детенышей львицы грозной,
Всякой твари лесной молодое племя
Ты хранишь, прекрасная.13)

В качестве изобразительного материала, иллюстрирующего данное положение, можно привести беотийского глиняного идола 700 г. до н.э.14) или изображение на беотийской амфоре того же времени15), где богиня показана в окружении зверей и птиц. На коринфском арибалле с Делоса 600 г. до н.э.16) Артемида предстает крылатой и сжимающей за горло двух птиц. В подобном виде, т.е. крылатой и сжимающей за горло пантеру и оленя, она появляется и на вазе Франсуа17) (570/560 гг. до н.э.). На диносе Лидоса (550/540 гг. до н.э.)18) она уже с луком и в шкуре льва (ставшей позднее характерным атрибутом Геракла). Вместе с тем вспомним, что гомеровская Артемида — это целомудренная охотница, сестра Аполлона, богиня, которая посылает спокойную смерть женщинам. Но из приведенного выше явствует, что образ Гомера не первая, а последняя точка в развитии ее характера.

Итак, возвращаясь к лекифу мастера Пана с Артемидой и лебедем, мы понимаем, что вопрос о толковании его сюжета может быть решен только путем тщательного сопоставления и анализа различных мифов и легенд. Артемида, изображенная кормящей или ласкающей лебедя, {142} несомненно, предстает как богиня жизни, покровительница животных. Хорошо известно, что лебедь — священная птица Аполлона, играющая определенную роль в его семантике. Так, сохранившиеся орфические гимны и гимн Каллимаха сообщают: Артемида родилась в Ортигии, а Аполлон на Делосе. Причем первой рождается Артемида и помогает далее Лето при родах Аполлона. Упоминается — перед рождением бога меонийские лебеди облетели Делос семь раз. В схолиях к Каллимаху это объясняется тем, что Аполлон родился семимесячным. Гесиод и Геродот19) говорят о том, что и рождение произошло в седьмой день месяца. Наконец, в более позднее время были объединены семь лебединых облетов вокруг Делоса, семь месяцев Аполлона и Артемиды в утробе матери, седьмой день месяца, как день их рождения и семь струн, натянутых Аполлоном на его лире.

При рождении Аполлона и Артемиды природа предстает в роскошном убранстве, как это красочно описано у Каллимаха (Гимны, IV, 260-265): "Все твои недра, о Делос, стали золотыми. Круглое озеро протекало весь день золотым, золотом украсилась родимая ветвь оливы, золотом волновался глубокий, извилистый Иноп, сам ты, (о Делос), принял младенца с золотой земли и поместил его в свое лоно".

О том же упоминается в I (134) и II (261-269) Гомеровских гимнах.

Обратясь вновь к эрмитажному лекифу с Артемидой, мы замечаем, что ее хитон окрашен в желтоватый цвет и как будто отражает золотое сияние природы по случаю рождения бога света.

Напомним, — лебеди появляются и в мифе о гиперборейцах — любимом народе Аполлона и Артемида. Так, в алкеевском пеане Аполлону у Гимерия (Речи, XV, 10) говорится: "Когда родился Аполлон, Зевс, украсивши его золотой миртой и лирой, дал ему, кроме этого, возможность следовать на колеснице, которую влекли лебеди, и послал его в Дельфы к Кастальскому ключу, чтобы оттуда он прорицал правду и правосудие всем эллинам. Аполлон же, взойдя на колесницу, пустил лебедей лететь к гиперборейцам..." У Элиана (XI, 1) читаем, что всякий раз, когда гиперборейцы-жрецы Аполлона "совершают установленные священнодействия в обычное время по предписанию, с так называемых у них Рипейских гор слетает туча лебедей, непреодолимая своим множеством; они облетают храм, как будто очищая его своим полетом, затем, однако, садятся на ограду храма, представляя собой зрелище величественное по множеству и красоте. {143}

Когда же певцы своим пением воспевают бога и кифаристы сопровождают хор гармоничной во всех отношениях мелодией, тогда и лебеди сообща присоединяются к пению и никоим образом нигде не поют нескладно или неточно, но так, как будто они приняли во внимание указание главы хора и вторят в священном пении самим опытным певцам. Затем по окончании гимна они удаляются, воздавая обычное почитание богу, и целый день, можно сказать, вышеназванные пернатые певцы все вместе прославляют и воспевают бога."

Но не будем забывать, что эрмитажный лекиф — белофонный. Большая часть таких сосудов была связана с заупокойным культом. Поэтому изображение лебедя на лекифе могло восприниматься как намек на загробную жизнь. Ведь лебеди, как и Аполлон, обладают даром предчувствия, и их предсмертное пение выражает радость ввиду приближения к Аиду — таково мнение, высказываемое Платоном (Федон, 85): "Люди из-за собственного страха перед смертью возводят напраслину и на лебедей, утверждая, что они якобы оплакивают свою смерть и что скорбь вдохновляет их на предсмертную песнь. Им и невдомек, этим людям, что ни одна птица не поет, когда страдает от голода, или холода, или иной какой нужды... Лебеди принадлежат Аполлону, и потому — вещие птицы — они провидят блага, ожидающие их в Аиде, и поют, и радуются в этот последний свой день, как никогда прежде".

Таким образом, кажется несомненным не только изображение Артемиды на лекифе мастера Пана как богини-покровительницы животных, но и связь сюжета с одним из недошедших до нас мифов об Аполлоне.

Конечно, не лишне упомянуть, что лебедь, как священная птица, известна и в мантике Афродиты. Хотя как атрибут Афродита он появляется значительно позже, чем у Аполлона. Например, одно из ранних изображений Афродиты на лебеде — на килике мастера Пистоксена 450 г. до н.э.20). До этого богиня представала обычно с цветком в руке и голубем (как на килике Олтоса 520 г. до н.э.21)). Правда, в свою очередь, цветок встречается в руке Артемиды (подобно изображению на амфоре мастера Андокида 525 г. до н.э.22)). Но различие мифологических деталей свидетельствует скорее о частных версиях мифов, чем о вольном сочинительстве мастеров. И мы вправе утверждать: искусство доносит до нас в самом чистом виде все то, что было в древнем мифотворчестве.

Миф является одним из фактов мироощущения, которому можно придать разную форму, это и служит неистощимым источником сюжетов и {144} поэтических образов для искусства.


1) Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 12, с. 736.

2) Бостон, 10. 185; Beazley J.D. Der Pan-Maler. Berlin, 1931, Taf. 1-4.

3) Эрмитаж, Б. 2363, Поступил в 1901 г. из собрания А.А. Абаза. Выс. — 38 см, дм. венчика — 7,8 см, дм. подставки — 7,8 см. Beazley J.D. Panmaler, Taf. 14,1.

4) Вальдгауер O.Ф. Краткое описание расписных ваз в отделении Древностей Императорского Эрмитажа. СПб., 1906, табл. 1, с. 48, рис. 3; Waldhauer О. Vasensammlung der Kaiserlichen Ermitage, SPb, 1906, Taf. 1, S. 58, Abb. 3; Waldhauer O. Eine Lekythos aus der ehemaligen Sammlung Аbаза. — Oesterreichische Jahres hefte, 16, 1913, Taf. 2, S. 103.

5) Мюнхен, 2417. Beazley J.D. Panmaler, Taf. 12,1; 13,1.

6) Афины, Akr.760. Beazley. Panmaler, Taf. 12,2.

7) Мадрид, 11119. Beazley. Panmaler, Taf. 22.

8) Лондон, Е 579. Beazley. Panmaler, Taf. 25,1.

9) Эрмитаж, Б. 3368. Beazley. Panmaler, Taf. 17,2.

10) Софокл. Трагедии. M., 1979 (Трахинянки), с. 219-227, пер. С. Шервинского.

11) Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978, с. 116.

12) Parnell L.R. The Cults of the Greek States. Oxford, 1896, vol. 11, p. 427 ff.

13) Эсхил. Трагедии. M., 1978 (Агамемнон, пер. С. Апта), с. 133-140.

14) Higgins R.A. Greek Terracottas. London, 1967, pl. 9 D.E.

15) Афины, 5839. Arias P.E., Shefton В., Hirmer M. History of Greek Vase Painting. London, 1962, pl. 11.

16) Delos X. Paris, 1928, № 451, pl. 67.

17) Флоренция, 4209. Arias-Hirmer, Op. cit., pl. 46. {145}

18) Graef В., Langlotz Ε. Acropolisvasen. Berlin, 1909, Taf. 35.

19) Гесиод. Труды и дни, 770; Геродот. История, VI, 57.

20) Лондон, Британский музей. ARV, 862, 22.

21) Тарквинии, RC. 6848. Arias, Shefton, Hirmer. Op. cit., pl. 103.

22) Берлин, F 2159. Ariaa, Shefton, Hirmer. Op. cit., pl. 85. {146}


























Написать нам: halgar@xlegio.ru