Система Orphus
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Формозов А.А.
[Предисловие к публикации:
А.А. Зимин. Слово о полку Игореве. Фрагменты книги]

Имя исследователя русского средневековья А. А. Зимина хорошо известно историкам и у нас и за рубежом. Многие слышали и о его книге о «Слове о полку Игореве», не увидевшей света, но доставившей автору много неприятностей.

Сейчас, когда журнал публикует отрывки из этой книги, уместно рассказать об ее истории. Подчеркну: речь пойдет именно об этом, а не о самом «Слове», не о трактовке этого памятника А. А. Зиминым, не о больших и малых вопросах, поднятых в ходе дискуссии им и его оппонентами. Написать этот очерк дает мне право многолетняя дружба с А. А. Зиминым и то, что среди людей, которых он просил позаботиться о его научном наследии, он назвал и меня. В моих руках рукопись А. А. Зимина «Слово и дело. Страницы дневника 1963—1977 гг.», завершенная в 1978 г. (480 страниц машинописи). На ней прежде всего я и основываюсь.

Александр Александрович Зимин родился в Москве в 1920 году. В 1938 г. он поступил на Исторический факультет Московского университета, где специализировался под руководством С. В. Бахрушина по истории России эпохи феодализма. В начале Отечественной войны Александр Александрович, имевший «белый билет» как больной туберкулезом, уехал в Ташкент и окончил там Среднеазиатский университет. В Ташкенте находился в эвакуации Институт истории АН СССР, сотрудники которого, в том числе и Бахрушин, преподавали в университете, так что школа была в сущности та же, что и в Москве. По получении диплома в 1942 г. Зимин был принят в аспирантуру Института истории. В 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию о хозяйстве Иосифо-Волоколамского монастыря в XVI в. по материалам его архива (опубликована в переработанном виде в 1977 г.), а затем был принят в штат института. С 1947 г. он преподавал на кафедре специальных исторических дисциплин Московского историко-архивного института.

Александр Александрович быстро завоевал уважение коллег. Со свойственной ему скромностью в своих мемуарах «Храм науки. Записки о прошлом» (634 страницы машинописи) он связывал это с тем, что в 1950-х годах один за другим ушли из жизни наши выдающиеся историки-медиевисты С. В. Бахрушин, С. В. Юшков, С. Б. Веселовский, А. И. Яковлев. Начатые ими многотомные издания «Очерки истории СССР», «История Москвы», «Памятники русского права» и др. надо было доводить до конца, и дело это легло на плечи молодого трудолюбивого сотрудника. Это в какой-то мере верно, но главное было в ином. Зимин прекрасно знал основной круг источников по истории России, как изданных, так и архивных, был исключительно работящим, пытливым, ищущим, преданным науке человеком. Коллеги это понимали и оценили его.

В 1950-е — начале 1960-х годов вышла серия книг Зимина. Среди них и публикации памятников: «Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в.» (1950), «Акты феодального землевладения и хозяйства» (1951), «Памятники русского права» (1952), «Иосафовская летопись» (1952), и исследования: «Пересветов и его современники» (1958), «Реформы [96] Ивана Грозного» (1960), «Опричнина Ивана Грозного» (1964). Книга о Пересветове была защищена как докторская диссертация в 1959 году.1) Перед молодым ученым открывались большие возможности. В 1960 г. его командировали в ГДР, в 1962 г. он баллотировался в члены-корреспонденты АН СССР. Его выдвинули институты истории и славяноведения Академии и Историко-архивный институт, а рекомендацию дал академик Б. А. Рыбаков.

Александр Александрович не был членом партии, но анкета у него была безупречной, работы вполне лояльны по отношению к официальным установкам. Они содержали необходимые цитаты из классиков марксизма, согласие с идеями В. П. Волгина, А. М. Панкратовой, Б. А. Рыбакова, привычные клише, коробившие меня уже тогда («меньшевик Плеханов», «буржуазный литературовед Веселовский» и т. д.). С ведущими историками Б. Д. Грековым, М. Н. Тихомировым, Л. В. Черепниным у Зимина сложились вполне добрые отношения. Ничто не предвещало событий, развернувшихся в 1963—1964 годах. Но они произошли, и были связаны со «Словом о полку Игореве».

Толчком к работе над «Словом» послужил для Зимина выход в 1962 г. сборника «Слово о полку Игореве — памятник XII века», выпущенного Отделом древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР, в котором ведущие филологи Д. С. Лихачев, В. П. Адрианова-Перетц, Н. К. Гудзий, Ю. М. Лотман и др. разбирали аргументы известного французского слависта А. Мазона, опубликовавшего в 1940 г. книгу о «Слове» как фальшивке XVIII века, а позже несколько статей на ту же тему. Ознакомившись со сборником, Александр Александрович нашел, что критика Мазона вполне резонна, обоснования же даты — XII век — не кажутся бесспорными. Центральным вопросом было соотношение «Слова» с текстом «Задонщины» — единственного памятника древнерусской литературы, имеющего много общего со «Словом». Было принято, что «Задонщина» написана по образцу «Слова» в XIV веке. Мазон перевернул схему: «Слово» создано на основе «Задонщины». Зимин взял все шесть списков «Задонщины» и проанализировал текстологически как краткую (кирилло-белозерский список 1470-х годов), так и пространную (прочие списки) редакции произведения. Он пришел к заключению, что исходной была краткая редакция, почти не содержащая точек соприкосновения со «Словом». Пространная — создана позже, в 1560—1570-х годах, а среди списков ее ближе всего к «Слову» синодальный конца XVII века, и сделал вывод, что «Слово» источником «Задонщины» не было и написано позже, не ранее XV—XVI веков.

Другая линия изысканий Александра Александровича была посвящена XVIII веку. Архимандрит Спасо-Ярославского монастыря Иоиль, от которого А. И. Мусин-Пушкин получил рукопись, включавшую текст «Слова», был поэтом, служил одно время в Чернигове. Не мог ли он написать «старыми словесы» поэму об Игоре в жанре стилизации древнерусского произведения? Дождавшись его смерти, ловкий царедворец Мусин-Пушкин, стремившийся угодить занявшейся историческими штудиями Екатерине II, выдал «Слово» за подлинное произведение литературы Древней Руси, внеся в текст некоторые исправления.

Таковы две исходные позиции в гипотезе Зимина, изложенные мной, конечно, предельно кратко и примитивно. Разумеется, «Слово» вызывало и много других вопросов — язык, присущие ему ориентализмы и «темные места», соотношение с фольклором, с рассказом о походе Игоря в Ипатьевской летописи и т. д. Александр Александрович старался вникнуть и в эти вопросы. Стало ясно, что задуманная статья превращается в большую книгу, идущую вразрез с общепринятой трактовкой «Слова».

Когда разразился конфликт, определенные круги стремились скомпрометировать Александра Александровича, распространяя разные порочащие его слухи, в частности был придуман такой вариант: Зимин специалист по XVI веку, эпоху Ивана Грозного он знает хорошо, а в вопросах, связанных с XII веком, — дилетант и написал нечто несерьезное. Эту очередную ложь охотно повторяли публично Е. М. Жуков и В. М. Хвостов. Между тем А. А. Зимин был специалистом по истории русского средневековья в широких рамках (как и его учитель С. В. Бахрушин). Одной из ранних работ Зимина была книга о холопах (издана через много лет после написания, в 1973 г.), посвященная периоду до XIV в., в основном Киевской эпохе. Много занимался он «Русской Правдой». В своих основных книгах он в равной мере использовал актовый и летописный материал, развивая предложенные А. А. Шахматовым методы анализа летописных текстов. Серию статей посвятил Зимин и художественным произведениям — историческим песням о Кострюке-Мастрюке, Щелкане, Ермаке, Грозном и его сыне, о взятии Казани. Ведя семинары в Историко-архивном институте, главное внимание Александр Александрович уделял методике работы с источниками. «Слово о полку Игореве» давно привлекало его. Он считал, что филологи это произведение как текст проанализировать не смогли и кому-то придется за это взяться. [97]

Сыграла роль и обстановка «оттепели» 1956—1964 годов. Казалось, пришел час пересмотреть некоторые догмы. «Слово» воспринималось многими как объект веры, не подлежащий строго научному осмыслению, как национальный символ (памятник в этом не виноват, как не виноват П. И. Чайковский в том, что его балет «Лебединое озеро» показывали по телевизору в дни путча августа 1991 г.).

В древность «Слова» не верили многие и до Зимина. Среди них К. С. Аксаков, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой, А. М. Ремизов, С. Я. Маршак. Сомневались и ученые, начиная с М. Т. Каченовского и О. И. Сенковского, кончая авторитетнейшими языковедами Л. А. Булаховским и В. В. Виноградовым. Настороженным было отношение к памятнику у А. А. Шахматова, М. Н. Сперанского, М. И. Успенского, П. Н. Сакулина, Р. Ю. Виппера, Е. Э. Бертельса, Б. В. Томашевского, И. М. Стеблина-Каменского, М. А. Гуковского, И. Н. Голенищева-Кутузова, В. И. Малышева. Р. И. Аванесов не включил «Слово» в число источников для «Словаря древнерусского языка».

Во всех случаях речь шла об общем впечатлении и отдельных, пусть и важных, наблюдениях. Зимин же задумал большое исследование с анализом всех аспектов проблемы. К этому побуждали и слухи о готовящейся в США книге болгарского эмигранта В. Николаева, доказывающего, что «Слово» сочинил Н. М. Карамзин. Продолжал работать и А. Мазон. Надо было спешить.

Александр Александрович поехал в Ленинград и 27 февраля 1963 г. сделал доклад в Отделе древнерусской литературы ИР ЛИ. Собралось более 150 человек. Заведующий сектором Д. С. Лихачев был болен. Председательствовал И. П. Еремин. Доклад продолжался около трех часов. Вопросов задали много. Прений почти не было. Трудно со слуха уловить сложный текстологический анализ и множество частностей, входящих в сцеплении в единую концепцию. И. П. Еремин сказал, что находится в состоянии шока. Было высказано пожелание об издании доклада с тем, чтобы можно было его серьезно изучить и разобрать. Слухи о докладе широко распространились. На заседании были иностранные студенты, учащиеся в ЛГУ. От них сведения просочились за рубеж.

Встал вопрос, что же делать дальше. Зимин посетил ряд ведущих ученых — М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина, Н. К. Гудзия, Б. А. Рыбакова — и изложил им свою концепцию. Желания помочь он не встретил. Кое-кто, как Н. Н. Воронин, от разговора уклонился. Зато появилось много сочувствующих молодых историков, филологов, археологов, подсказывавших автору новые аргументы, наводивших справки в музеях, архивах и библиотеках. Большое внимание работе Зимина уделил академик В. В. Виноградов, 27 мая, 7 и 18 июня и 4 июля он приглашал историка к себе домой, читал то, что тот успел написать, расспрашивал об остальном и дал много ценных советов. Ни тогда, ни позже ни строчки по существу вопроса написать он не захотел.

Между тем забеспокоилось и начальство. 12 марта 1963 г. Зимина вызвал академик-секретарь Отделения истории АН СССР Е. М. Жуков. Он отчитал его за сделанный без разрешения доклад и передал просьбу вице-президента Академии Наук СССР члена ЦК КПСС П. Н. Федосеева больше ни с какими докладами не выступать. Аналогичная беседа состоялась и с директором Института истории В. М. Хвостовым. И Хвостов и Жуков были люди образованные, но не творческие, предельно далекие от поднятых Зиминым проблем. Вероятно, они просили указаний и от соответствующих кураторов из ЦК КПСС.

Решено было как-то замять вопрос. Зимину предложили составить тезисы его ленинградского доклада на трех страницах с тем, чтобы напечатать их в «Вопросах истории» в сопровождении статьи М. Н. Тихомирова, опровергающей тезисы. Зимин понял, что так его большая работа будет похоронена, и от такого варианта отказался. Тихомиров свою статью написал, но без тезисов оппонента печатать не счел возможным. Ее опубликовали уже после смерти автора.2)

Не дремали и филологи. В ИР ЛИ Лихачев мобилизовал своих сотрудников на изучение «Задонщины», чтобы разбить исходную посылку Зимина.

Очень важным было сообщение Хвостова Зимину, что к обсуждению будет привлечен Б. А. Рыбаков. Очевидно, вместо державшегося инертно престарелого М. Н. Тихомирова официальные круги предпочли более молодого и энергичного академика. Борис Александрович — археолог по образованию, ученик В. А. Городцова, но в Московском университете занимался и у Ю. В. Готье, которого называет своим учителем. Лучшая книга Б. А. Рыбакова «Ремесло древней Руси» (1948) написана на вещевом материале из раскопок и музеев. Но, сосредоточившись прежде всего на древностях Киевской эпохи, Рыбаков хорошо знал и летописи. В незадолго до того вышедшей книге «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1962) он обращался к летописным известиям и «Слову о полку Игореве». Таким образом, [98] и для Рыбакова и для Зимина «Слово» не было основным предметом занятий, но оба вполне ориентировались в широком круге проблем, связанных с этим памятником.

В остальном же они антиподы. В отличие от Жукова и Хвостова Рыбаков — человек творчески одаренный, умеющий набрасывать увлекательные яркие картины из прошлого. При этом главное для него всегда — внешний эффект. Критика источников, детальный анализ их его не волнуют, проблемы методики — бесконечно чужды. Зимин, больше всего бившийся над этими проблемами, упрекал Рыбакова в «источниковедческой всеядности», в том, что для создания своих эффектных построений тот пользуется любыми материалами, в том числе явно недоброкачественными.

Не менее важно другое. Взлет карьеры Б. А. Рыбакова в 1940-х годах был связан с поворотом к национализму в официальной идеологии. Рыбаков стал служить насаждению националистического мифа, который у всех народов более или менее одинаков: наш народ чрезвычайно древний, сложился именно там, где живет сейчас, и отличался высочайшим уровнем культуры, государственности, воинскими подвигами и т. д. Рыбакову принадлежат статья о древних русах в свете трудов И. В. Сталина, рассуждения о вредоносности иудейского хазарского каганата для Восточной Европы, доклад на Крымской сессии в Симферополе в 1952 г. о пагубности «излишнего любования татарской культурой»3) (едва не приведший к разрушению Бахчисарайского дворца). Зимину квасной патриотизм был органически чужд.

Пока стороны готовились к полемике, официальные круги стремились притушить шум вокруг предстоящего обсуждения. Жуков просил Лихачева, чтобы в хронике журнала «Русская литература» не печатали сообщение о докладе Зимина.

9 июля 1963 г. Зимин известил Отделение истории, что рукопись готова. 11, 23 и 31 июля и 12 сентября в Отделении обсуждали вопрос о ее судьбе. Решено было напечатать работу на ротапринте в количестве 100 экз. и обсудить на закрытом заседании, куда пригласить тщательно отобранных людей. Зимин понял, что эти условия явно для него неблагоприятны и решил посоветоваться со старым знакомым по университету заместителем председателя идеологической комиссии ЦК КПСС И. И. Удальцовым. Тот рекомендовал принять условия Отделения. Зимину разрешили пригласить 15 человек по его выбору.

Сдав рукопись для размножения, остальные экземпляры Александр Александрович давал читать коллегам. За восемь месяцев ее прочли до 100 человек. Автор просил дать отзывы. Их дали свыше 50 читавших (Л. В. Черепнин, В. Т. Пашуто, С. Н. Валк, Я. Н. Щапов, А. П. Новосельцев, П. А. Зайончковский, Н. И. Павленко, Ю. М. Лотман и др.). Не все соглашались с выводами, но все настаивали на публикации рукописи. Среди читавших были практически все историки средневековой России из Москвы, некоторые из Ленинграда, Киева и других городов, филологи, лингвисты, фольклористы, искусствоведы, археологи, писатели (К. Симонов, Ю. Домбровский, Н. Коржавин).

Прочел тогда рукопись и я. Во избежание недоразумений изложу свое непрофессиональное мнение. В главном я убежден не был. Для меня «Слово» осталось памятником древнерусской литературы. Не верю я и в авторство Иоиля. Когда написано «Слово», судить не берусь, не исключаю XV—XVI века. Но дело не в этом. На мой взгляд, Зимин доказал, что общепринятая схема истории памятника ошибочна. «Слово» написано не в XII в. участником похода по свежим следам, а представляет собой книжное произведение, зависимое от Ипатьевской летописи, а вероятно, и от «Задонщины». В работе Зимина собран огромный, интереснейший и очень сложный материал. Наспех отмахнуться от нее нельзя. Ее надо издать, чтобы спокойно обдумать, обсудить и разобрать концепцию в целом и все ее детали. Но этого-то и не хотели.

К началу 1964 г. работа была отпечатана на ротапринте. Ученый секретарь Отделения истории АН СССР Ю. В. Бромлей составлял список приглашенных, согласовывая его с Рыбаковым и Лихачевым. Список вырос. Было уже много больше 100 человек, но Зимину разрешили пригласить только 20.

В январе Александр Александрович получил письмо от А. Мазона, желавшего познакомиться с работой и предлагавшего издать ее на Западе. Позиция автора и тогда и позже была однозначна: «Работа о «Слове» принадлежит моей стране. Она первая услышала мой доклад. Она первая ее и напечатает».

4 марта председатель идеологической комиссии ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев затребовал экземпляр работы. 16 марта Зимин был вызван к вице-президенту АН СССР П. Н. Федосееву. Присутствовали Жуков, Хвостов, Рыбаков, Бромлей и несколько не известных Зимину лиц. Федосеев сказал, что обсуждение состоится, но книга напечатана не будет.

Что же представляла собой монография Зимина в первом варианте? Передо мной экземпляр из библиотеки автора. Это три тома книжного формата общим объемом 660 страниц. [99] Титул выглядит так: «Академия наук СССР. Институт истории. № 006. А. А. Зимин. Слово о полку Игореве (Источники. Время создания. Автор). Москва. 1963». Тираж не указан. Кажется, напечатали не 100 экз., а 150 или больше. Содержание таково: Гл. 1. Краткая и Пространная редакции «Задонщины». Гл. 2. «Задонщина» и «Слово о полку Игореве». (Это около трети текста.) Гл. 3. Русские летописи и «Слово о полку Игореве». Гл. 4. Отношение «Слова о полку Игореве» к литературному процессу XI—XVIII веков. Гл. 5. Особенности языка и «темные места» «Слова о полку Игореве». (Вторая треть текста.) Наконец, главы: 6. Иван (Иоиль) Быковский и «Слово о полку Игореве». 7. А. И. Мусин-Пушкин и «Слово о полку Игореве». 8. Судьба «Слова о полку Игореве» в научной литературе XIX—XX веков. Есть и приложения: 1. Реконструкция текстов «Задонщины» (Краткой и Пространной редакций). 2. Реконструкция текста «Слова о полку Игореве». 3. «Слово о полку Игореве» и его источники.

Обсуждение состоялось 4-6 мая 1964 г. в актовом зале Отделения истории АН СССР. Этому предшествовал ряд событий. Тихомиров написал Жукову, что в закрытом заседании участвовать отказывается. То же сообщили два других оппонента Зимина Ю. М. Лотман и И. И. Смирнов. Из приглашенных Зиминым лиц не получил экземпляр книги и повестку о заседании Ю. Г. Оксман. Видимо, сыграло роль то, что подвергавшийся репрессиям в 1930—1940 гг., он вновь оказался в поле внимания КГБ. Вскоре его уволили из Института мировой литературы, перестали печатать, не разрешали на него ссылаться. Зимина предупредили, что вступительного слова ему не дадут, ведь книга у всех на руках. Он решил тогда на обсуждение не ходить и в начале его не присутствовал, что, конечно, было ошибкой.

Состав участников дискуссии был расширен, но не за счет лиц, названных Зиминым. В зале было 230 человек. В дверях стояли молодые люди, вероятно, сотрудники Президиума, а может быть, откуда-то еще, во всяком случае никому не известные. Они сверяли фамилии входящих со списком. Всемирно известного филолога академика Н. И. Конрада не пропускали до тех пор, пока не пришел Жуков и не провел его. Не пустили доктора исторических наук М. М. Герасимова. Одному из сотрудников Института истории, специалисту по истории средневековой Руси сказали: «Если вы обещаете выступить против Зимина — пропустим, если нет — не обессудьте». Из приглашенных не пришли Н. Н. Воронин, В. И. Малышев и еще некоторые.

Всего выступило 32 человека. В основном это были филологи: Д. С. Лихачев, Н. К. Гудзий, Л. А. Дмитриев, А. Н. Робинсон, В. Д. Кузьмина и др. Присутствовавшие в зале историки Л. В. Черепнин, А. Н. Насонов, А. А. Преображенский (он был парторгом института и на него оказывалось давление) и другие молчали. Из сотрудников института высказались только А. И. Клибанов — за и В. А. Кучкин — против. Из лингвистов говорил Ф. П. Филин. Молчали Р. И. Аванесов и В. М. Иллич-Свитыч.

Наиболее развернутыми были выступления Лихачева (продолжалось два с половиной часа) в первый день и Рыбакова — во второй. Наш выдающийся филолог Д. С. Лихачев много занимался «Словом», посвятил ему серию работ. Он искренне убежден в древности памятника, и его позиция понятна. Дмитрий Сергеевич долго настаивал на открытом обсуждении, но в конце концов победило мнение Жукова. Так Лихачев оказался во вряд ли приемлемой для себя компании. Поднявшийся на трибуну непосредственно за ним член Союза писателей В. И. Стеллецкий — автор не получившего признания перевода «Слова» на русский язык — сразу же пошел по пути политических обвинений, наклеивания ярлыков. Выступавший следующим А. В. Арциховский счел нужным его одернуть. Но Стеллецкий не унялся. Когда в заключительном слове Зимин упомянул, что в «Задонщине» фигурирует «царь Соломон», Стеллецкий крикнул с места: «Ты сам — Соломон!»

С тех пор определенные круги стали связывать концепцию Зимина с сионистскими происками. Рыбаков утверждал, что Зимина поддержали только А. И. Клибанов, А. Л. Монгайт, В. Б. Кобрин, Я. С. Лурье (все евреи), «забыв» о выступлениях на дискуссии А. Т. Николаевой и такого крупного знатока древнерусской культуры, как В. Л. Янин.4)

Названные ученые, а также филолог и фольклорист С. Н. Азбелев и историк В. Б. Вилинбахов признали те или иные разделы книги Зимина вполне убедительными. Остальные отвергали все. За XIV век высказался И. Н. Голенищев-Кутузов.

В целом обсуждение сознательно было направлено не по тому руслу, как хотел Зимин. Решался не вопрос, надо ли печатать его книгу, а вопрос, допустимо ли выдвинутое им мнение. Хотя многие оппоненты Зимина высказались за издание книги, все же дискуссия свелась к дискредитации автора.

После ответного выступления Зимина председательствовавший Жуков сказал, что своей псевдосенсацией Зимин отнял драгоценное время у многих серьезных специалистов. Так был [100] расценен научный труд, вызвавший большой резонанс среди интеллигенции и всколыхнувший стоячее болото историко-филологического мира.

26 июня сотрудник Отдела науки ЦК КПСС А. Н. Софийский предложил Жукову отобрать у участников обсуждения экземпляры книги. Кое-кто оставил их у себя, но большинство сдало. В библиотеки книга не поступила.

15 августа И. И. Удальцов позвонил Зимину и порекомендовал ему написать покаянное письмо. Тот отказался.

17 сентября Отделение истории приняло решение передать в Архив АН СССР экземпляры книги и стенограмму обсуждения для закрытого хранения, а книгу не печатать.

В сентябрьском номере «Вопросов истории» (1964, № 9, с. 121-140) появилась анонимная статья «Обсуждение одной концепции о времени создания „Слова о полку Игореве"». На первый взгляд она написана корректно, но по сути крайне тенденциозна. О том, что обсуждалась большая книга и стоял вопрос об ее издании, нет и речи. Всюду говорится о «концепции», но она не изложена. Из построения Зимина вырваны отдельные тезисы, по поводу которых приведены развернутые возражения выступавших. Заключительное слово Зимина в целом не изложено. В каждом разделе сказано лишь, что Зимин повторял свои прежние доводы. Текст статьи ему предварительно не показали.

Авторами обзора он считал О. В. Творогова и В. А. Кучкина, чего оба не отрицали. Но, вероятно, участвовали и другие. Так, А. Н. Сахаров, предложив недавно издать рукопись Зимина, сказал, что напишет предисловие, поскольку хорошо знаком с ней со времени составления хроники для «Вопросов истории».

Редактор журнала В. Г. Трухановский хотел кое-что изменить в тексте, но Жуков запретил, сославшись на то, что он завизировал в высокой инстанции. Где? По свидетельству Н. И. Рыленкова, он слышал от А. Т. Твардовского про специальное решение идеологической комиссии ЦК КПСС относительно книги Зимина с визой Л. Ф. Ильичева.

16 октября 1964 г. был снят со всех постов Н. С. Хрущев. «Оттепель» кончилась. Наступали заморозки.

В это время в Москву приехал А. Мазон. Жуков настоятельно советовал Зимину с ним не встречаться. Мазон просил Жукова познакомить его с книгой Зимина, получил отказ, обратился с той же просьбой к В. В. Виноградову. Тот связался с Федосеевым. Разрешение было дано при условии, что Мазон ссылаться на книгу не будет. Вскоре Жуков, Рыбаков и другие стали говорить, что, прочитав работу Зимина, Мазон убедился в его неправоте. Это не так. В. И. Малышеву Мазон писал: «Издание этого замечательного труда — дело чести Советской Академии».

21 ноября 1964 г. в газете «Известия» (№ 279) была напечатана статья Б. А. Рыбакова «По поводу одной дискуссии». Здесь о неопубликованной работе А. А. Зимина говорилось в гораздо более резких выражениях, чем в «Вопросах истории». Ряд читателей счел такой поступок неэтичным и послал свои протесты в газету. Одному из них — В. М. Панеяху — заведующий отделом пропаганды «Известий» Ю. П. Шарапов ответил, что вопрос о возрасте «Слова» «не научный, а политический» и незачем «подбрасывать врагу материалы для злопыхательства».

Правда, в тех же «Известиях» в обращенной к студентам статье «Извольте работать!» (18.1.1965, № 14) Б. Ф. Поршнев сказал, что критика неопубликованной работы противоречит научным нормам. Тогда в «Известиях» сочинили текст реплики, который предлагали подписать А. В. Арциховскому и Д. С. Лихачеву. Оба отказались. 6 февраля (№ 31) появилась статья А. К. Югова «Полно!», утверждавшая, что сомневаться в древности «Слова» нельзя, а тот, кто это делает, — враг нашей культуры. Поршнев на жалобы Суслову и Федосееву не получил ответа.

5 января 1965 г. Зимин письменно известил Жукова, что доработал свою рукопись с учетом мнений, высказанных на обсуждении, и готов сдать ее в печать. Ответа и тут не было.

За 1966—1970 гг. Зимину удалось напечатать несколько отрывков из своей рукописи.5) Обычно они сопровождались статьями, содержащими возражения: в «Вопросах литературы» — Б. А. Рыбакова, Ф. П. Филина и В. Д. Кузьминой, в «Истории СССР» — А. Г. Кузьмина, в «Русской литературе» — Л. А. Дмитриева, Ф. Я. Приймы. Некоторые статьи Зимина (например, в «Исторических записках») в печать не пропустили.

В 1966 г. под редакцией Лихачева вышел сборник «„Слово о Полку Игореве" и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания „Слова"». В 1971 и 1972 гг. — книги Б. А. Рыбакова «„Слово о полку Игореве" и его автор» и «Русские летописцы и „Слово о полку Игореве"» (сейчас есть и третья книга). Разумеется, разработка проблем, связанных [101] со «Словом», должна продолжаться вне зависимости от публикации труда Зимина. Но беда в том, что авторы книг вольно и невольно учитывали собранные им материалы и аргументы, не делая необходимых сносок.

В широкой периодике продолжалось шельмование Зимина. 25 сентября 1966 г. в «Правде» в статье «Историческая наука и современность» Хвостов указал на его работу как на «проявление нигилизма в нашей науке». Тогда же, разъясняя ученым Казани постановление ЦК КПСС об общественных науках, А. А. Строков говорил о работе Зимина как об «идеологической диверсии». Югов писал о ней же как о выполненной «по заказу сионистских кругов Запада».6) Ему вторил Ю. И. Селезнев.7)

Александр Александрович остался старшим научным сотрудником Института истории до конца дней. Положение его, бесспорно, ухудшилось. Его сняли с поста заместителя председателя Археографической комиссии АН СССР, вывели из состава ученых советов сначала в Институте археологии, а потом (в 1973 г., когда директором института стал Рыбаков) и Института истории СССР. На лестные приглашения читать лекции в Гарварде, Сорбонне, Западном Берлине дирекция накладывала вето. В 1972 г. прекратилась преподавательская деятельность Зимина в Историко-архивном институте.

Круг преданных учеников и друзей не распался, но официальная историческая наука СССР от Зимина отшатнулась, и его влияние на ее развитие было искусственно сужено. Кто потерял на этом? Конечно, не Александр Александрович. Его знания и талант остались при нем. Потеряла наша наука в целом, выиграли же лишь амбиции нескольких чиновников от науки.

Сосредоточившись в основном на темах, связанных с XV—XVII веками, Зимин не прекращал работу над своей книгой о «Слове», дополняя ее, откликаясь на новые публикации. К 1976 г. в ней стало уже 1250 страниц. Параллельно была оформлена рукопись второй книги — «Слово и дело», которой я здесь широко пользовался.

В заключении к ней Зимин признавался, что не жалеет о случившемся. Дискуссия была не о времени написания «Слова», а о праве ученого на свободу мысли, и многие это поняли. Автора заставили замолчать, но победить в открытом бою не смогли. Так или иначе сделанное им учитывается. Появились сомнения в дате написания «Слова»: начали говорить и о XIII веке, и о XIV. Принят ряд выводов: о соотношении «Слова» и Ипатьевской летописи, о дате «Хронографа» (1617 г.), содержавшего рукопись «Слова», о том, что это был конволют и т. д. Около трети работы нашло отражение в изданных статьях. А главное, говорил Александр Александрович, «я почувствовал себя свободным от догм официальной науки, сбросившим оковы и с тех пор работаю иначе, чем раньше».8) Пожалуй, книги, вышедшие в конце жизни Зимина и после его смерти, это подтверждают.

Со времени дискуссии о «Слове» прошло 28 лет. Александр Александрович умер в 1980 году. В жизни нашей страны произошли огромные изменения. Изданы сочинения А. И. Солженицына, А. Авторханова, чтение которых еще недавно было преступлением. Но книга Зимина так и не напечатана. Это свидетельство ненормальной обстановки, сложившейся за 70 с лишним лет в советской исторической науке. Из того, о чем здесь рассказано, пора извлечь урок.

К публикации


Формозов Александр Александрович — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института археологии АН СССР.

[96] — конец страницы.

Вопросы истории, 1992 г., № 6-7.


1) Подробнее см.: Кобрин В. Б. Александр Александрович Зимин. Ученый. Человек. — Исторические записки. Т. 105. Здесь и большая библиография.

2) Тихомиров М. Н. Русская культура X—XVIII вв. М. 1968, с. 416-421.

3) Рыбаков Б. А. Древние русы. К вопросу об образовании ядра древнерусской народности в свете трудов И. В. Сталина. — Советская археология, 1953, № 17; его же. Об ошибках в изучении истории Крыма и задачах дальнейших исследований. Крымиздат. 1952. В изданных в 1968 и 1978 гг. списках работ Рыбакова первая статья названа «Древние русы», а вторая вообще не указана. [102]

4) Рыбаков Б. А. Старые мысли, устарелые методы (ответ А. А. Зимину). — Вопросы литературы, 1967, № 3, с. 154.

5) Список см.: Кобрин В. Б. Ук. соч., с. 305, 306.

6) Югов А. К. Поругание великой поэмы. — Журналист, 1969, № 21, с. 61. То же в кн.: «Слово о полку Игореве». М. 1970.

7) Селезнев Ю. И. Созидающая память. М. 1973, с. 16; его же. Мифы и история. — Москва, 1976, № 3, с. 201, 203.

8) Зимин А. А. Обретение свободы. — Родина, 1990, № 8, с. 88-89.


























Написать нам: halgar@xlegio.ru