Система Orphus
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

П. Ю. Черносвитов.
Шпицберген в системе колонизации русскими Крайнего Севера

Краткие сообщения Института археологии, вып. 200.
[94] —
начало страницы.
OCR Сергей Трофимов.

Под колонизацией территорий мы подразумеваем процесс заселения и хозяйственного освоения человеческими коллективами новых для себя регионов. Если проследить историю человечества, начиная с этапов его формирования как вида, то можно утверждать, что в комплексе причин, порождающих миграционные процессы, биологические компоненты постепенно уступают место компонентам социальным. Уточним понятия: под биологическими компонентами понимаются эколого-демографические факторы; под социальными — экономические и политические. Разумеется, все они достаточно тесно связаны между собой, и чисто биологические факторы (рост избыточной плотности населения на некоей территории) приводили к обострению экономических и политических ситуаций (перестройка экономики, война за захват соседних территорий и т. д.), но в целом отмеченная выше тенденция к преобладанию социальных причин, порождающих колонизацию, над биологическими в процессе исторического развития не вызывает сомнений. В самом деле, распространение ряда археологических культур эпохи неолита — бронзы на территории Евразии из зоны степей в лесостепь, из лесостепи — в лес, а из леса — в тундру можно с достаточной уверенностью трактовать как результат периодически складывающейся неблагоприятной эколого-демографической ситуации в более южных районах, что приводило к оттоку избыточного населения с его культурными традициями в более северные — менее плотно заселенные районы.1)

Рассмотрим теперь последствия колонизации для колонизируемых территорий и человеческих коллективов, вовлеченных в этот процесс. Обобщение исторического материала дает возможность сформулировать основные факторы, от которых эти результаты зависят.2) 1). Экология колонизируемой территории. Ясно, что биотически насыщенная территория дает возможность мигрантам рано или поздно создать самодостаточную, автономную пищевую базу, а биотически бедная территория поставит мигрантов в зависимость от пищевой базы исходной территории 2. Многочисленность мигрантов и привнесенный ими хозяйственно-культурный [94] тип. Если последний достаточно адекватен местной экологии, то пришлое население имеет возможность достаточно быстро наладить автономное и социально-независимое общество. 3. Количественное соотношение мигрантов и автохтонов, а также качественное соотношение их хозяйственно-культурных типов и уровней социальной организации. От этих соотношений в существеннейшей степени зависит судьба колонизируемой территории и ее населения. Возможны самые крайние варианты: от полного подчинения автохтонов мигрантами до полного растворения последних в среде первых. 4. Уровень социально-экономического развития исходной территории (метрополии). Это в значительной степени эпохальный фактор. Понятно, что чем выше степень социальной организации метрополии, тем сильнее ее влияние на колонизируемые территории и тем выше вероятность того, что последняя станет колонией в современном смысле слова, т. е. территорией, население и ресурсы которой эксплуатируются в интересах метрополии. 5. Степень удаленности колонии от метрополии и характер разделяющей их географической среды. От этого зависит устойчивость коммуникаций между ними, а стало быть, и степень взаимозависимости.

Естественно, что соотношение указанных факторов даже для каждой отдельно взятой колонизируемой территории не есть величина постоянная и может существенно меняться со временем. Тем более оно неодинаково для различных территорий. В целом же можно сказать, что в зависимости от их взаимосвязи колония может: 1) более или менее быстро преобразоваться в самостоятельную социально-экономическую систему, полностью политически независимую от метрополии; 2) влиться в состав метрополии в качестве полноправной (или более или менее полноправной) провинции, подчиненной центральной власти; 3) достаточно долго оставаться колонией в современном смысле этого слова; 4) стать сырьевым (экономическим) придатком метрополии вплоть до полного исчерпывания собственных ресурсов.

Изложенные выше соображения вполне приемлемы для процесса освоения русским населением территорий Северной Евразии и северных островных территорий, включая архипелаг Шпицберген.

Освоение Севера русским населением — это многоэтапный процесс. Если не касаться спорадического просачивания отдельных небольших групп русского населения на Север, то в целом весь этот процесс можно разделить на три основных этапа как по причинам, вызывающим это явление, так и по следствиям.

Первый этап — это период, предшествующий сложению Московской Руси как единого централизованного государства (XI—XIV вв.). В это время на север Восточной Европы проникают отдельные группы северорусского, главным образом новгородского населения, оседают там и занимаются пушным промыслом, меновой торговлей с местным населением, а иногда и военным грабежом. Со временем они осваивают северное мореходство, добычу морского зверя и постепенно продвигаются на Восток вдоль побережья Ледовитого океана. Разумеется, эти группы — наиболее активная часть русского населения. Их активность порождена главным образом экономико-демографическими причинами, отчасти — политическими. Первыми — в том смысле, что это люди, пытающиеся вырваться из своего слоя социальной иерархии, обеспечить себе более высокий социально-экономический статус. Вторыми — в плане достижения желаемого экономического уровня возможного для них только путем ухода из-под влияния верхних социальных слоев, а последнее возможно только при переселении на независимые территории. Тем не менее степень автономности этих переселенцев на севере весьма относительная, так как [95] попадая в районы с экологией, не позволяющей заниматься производящим хозяйством и нуждаясь в рынке сбыта продуктов пушного промысла, они находятся в сильной зависимости от экономических связей с исходной территорией, даже в случае прочного оседания на Севере.

Второй этап — это период сложения и окончательного упрочения Московской Руси как единого централизованного государства (XV—XVII вв.). В это время процесс освоения Севера и Северо-Востока уже в значительной степени, но еще не полностью попадает под контроль государственной власти. Поэтому, наряду с продолжающимся оттоком в эти районы какой-то части самодеятельного населения под воздействием описанных выше причин, государством начинают санкционироваться, а позднее и специально собираться казачьи экспедиции, которым предписывается установление отношений власти с аборигенным населением, налаживание меновой торговли, строительство острогов, факторий и т. д. В меновую торговлю втягивается все более обширный круг северных и сибирских народов. При этом степень автономизации пришлого населения относительно центральной власти неуклонно падает, при всем том, что степень географической удаленности вновь осваиваемых территорий быстро растет. Это можно сравнить с сетью, накидываемой государством на все более увеличивающуюся территорию, где каждая ячейка при своей кажущейся автономности на самом деле привязана к центру множеством организационных и экономических нитей.

Третий этап — это период сложения Российского государства, превращающегося в Российскую империю. Растет заинтересованность правительства в общем усилении собственной экономики, а также в расширении и укреплении своей сырьевой базы (в самом широком смысле слова). Колонизация северных и северо-восточных территорий идет нарастающими темпами и практически полностью направляется и контролируется государством. Притом это не только организационный и административный контроль, который при растянутости коммуникаций и при имевшихся тогда коммуникативных средствах не мог быть особенно эффективным, но и контроль экономический, т. е. контроль через складывающийся общероссийский рынок. Последний же с учетом бурно растущей в ту эпоху «этажности» государственной иерархии и потребности верхних ее этажей в престижной атрибуции своего существования остро нуждался не только в сырье для развития промышленности, но и в поставках пушнины и «рыбьего зуба». Как известно, спрос порождает предложение, поэтому вполне объясним процесс интенсификации в этот период пушного промысла в районах Крайнего Севера и проникновение русского (поморского) населения на острова арктического бассейна. Для того чтобы охарактеризовать данный этап колонизации в целом, следует сказать, что отмеченная колонизация территорий как государственная политика решительно отличается как по своим побудительным причинам, так и по следствиям от первого этапа рассматриваемого процесса. Важно также подчеркнуть, что в силу указанных выше экономических и организационных причин автономизация складывающегося на колонизированных территориях местного населения становится практически невозможной. Если учесть при этом, что в отличие от западноевропейских стран, вынужденных колонизировать заморские территории, российская колонизация захватывала территорию «своего» материка, то становится очевидно, что даже гигантские расстояния, отделяющие крайние северные и восточные районы складывающейся империи от ее исторического центра, но расположенные на суше, все-таки являлись меньшим препятствием для поддержания регулярных связей, чем пути океанские. Таким образом, географический фактор в данном случае также способствовал процессу консолидации колонизированных [96] Россией территорий в единую государственную структуру — Российскую империю, в состав которой эти территории вошли в конечном счете как полноправные провинции.

Археологические изыскания, регулярно проводимые на архипелаге с 1978 г. ИА АН СССР выявили следующее.3)

Колонизация Шпицбергена русскими поморами началась не позднее середины XVI в. В конце XVI — XVII вв. количество поморских становищ еще невелико, в XVIII в. они распространяются практически по всему архипелагу, включая и самые северные его районы.4) Совершенствуются и укрупняются постройки, увеличиваются сами становища. Конструктивные особенности строений и состав археологических находок позволяют заключить, что многие поморы оставались здесь на зимовки и жили семьями.5) Однако говорить о поморах на Шпицбергене как о постоянном населении неправомерно. Из письменных источников известно, что это — промысловые артели, т. е. сезонники. Они оставались таковыми, даже если и зимовали на архипелаге, так как иногда целью была промысловая охота на пушного зверя, а не собственно жизнь как таковая. Включение в состав артелей женщин и подростков ничего не меняло по существу: такое население не является самовоспроизводящимся на данной территории. Экология архипелага не позволяла вести на нем никакого, даже самого примитивного производящего хозяйства, а также обеспечивать себя большей частью необходимой для жизни ремесленной продукцией. Все это привозилось артелями с материка. На месте изготовлялась только обувь, какая-то кожаная одежда, прялась шерсть, изготовлялись небольшие деревянные поделки, производился необходимый ремонт. Таким образом, ясно, что Шпицбергенская колония — это понятие сугубо условное. У нее не было никаких шансов на организацию автономного хозяйства и самоуправления (вне рамок промысла), она была целиком привязана через рынок к экономике метрополии, оставаясь при ней лишь сырьевым придатком. Как только спрос на рынке метрополии на продукцию такой колонии падает или исчерпываются промысловые ресурсы данной территории, или сам промысел в условиях изменяющейся рыночной конъюнктуры становится нерентабельным,— колония подобного рода перестает существовать. Именно так и произошло со Шпицбергенской поморской колонией в начале XIX в. Нетрудно предположить, что архаичный способ промысла и транспортные средства, используемые поморами, сделали промысел на Шпицбергене нерентабельным в условиях складывавшегося в XIX в. в России капиталистического рынка, что и привело к полному запустению архипелага. Последнее неопровержимо подтверждается археологическими данными. Как известно, интерес к архипелагу возрождается вновь на рубеже XIX—XX вв. при наличии уже новых транспортных средств и в условиях интенсивного поиска европейскими державами (включая Россию) полезных ископаемых.


1) Косарев М. Ф. Западная Сибирь в древности. М., 1984. С. 5-49.

2) Мерперт Н. Я. Миграция в эпоху неолита и энеолита // СА. 1978. № 3

3) Старков В. Ф., Овсянников О. В. К вопросу об открытии и хозяйственном освоении архипелага Шпицберген // Скандинавский сборник. М., 1983; Одинцов В. А., Старков В. Ф. Некоторые проблемы архаического мореплавания и походы русских на архипелаг Шпицберген // Летопись Севера. 1985. Вып. 11.

4) Старков В. Ф., Овсянников О. В. Русские памятники XVIII в. на архипелаге Шпицберген // КСИА. 1984. Вып. 180. С. 31.

5) Старков В. Ф. Отдел археологии в краеведческом музее Баренцбурга на архипелаге Шпицберген // СА. 1983. № 4. С. 279.


























Написать нам: halgar@xlegio.ru