выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
Торговля и мореплавание в бассейне Черного моря в древности и средние века.
Ростов-на-Дону. 1988 г.
[107] — конец страницы.
В дореволюционной историографии мореплавание донских казаков представлено в виде отважных походов, совершавшихся либо на основе многолетнего опыта, либо «на ура» и «на авось», но во всяком случае без мореходных инструментов и карт. Эта примитивизация технологии казачьего мореходства, насколько удалось установить, начинается с высказываний В. Д. Сухорукова, донского историка-декабриста, авторитет которого в данном случае, к сожалению, сыграл отрицательную роль и который в 1824 г., касаясь донского мореплавания, написал: «Частыми морскими походами козаки приобрели столь точное понятие об упомянутых морях (Азовском, Черном и Каспийском. — В. К.), что ночью безошибочно переплывали нужные им пространства без компаса и нередко, носимые бурею по открытому морю, не теряли своего пути».1) Это утверждение в несколько измененной редакции было затем повторено и даже усилено сообщением о том, что отвага, «с какою производили казаки морские поиски, почти невероятна. На малых судах своих, без компаса, без географических сведений пускались они в Азовское и Черное [107] моря...»2) Нечего удивляться тому, что совершенно примитивным оказалось мореходство донских казаков у полуофициозного историка В. Б. Броневского, который рисовал такую безотрадную картину: на «утлых челнах, какими назвать можно донские лодки, кое-как построенных, худо снабженных и еще хуже управляемых, без карты и компаса, едва по солнцу и звездам умея показать четыре страны света, казаки преплывали бурное Черное море». По мнению В. В. Броневского, много казачьих судов «погибало от бурь и от малого искусства кормчего; но удальцы предавались опасностям с постоянным мужеством, или, лучше сказать, они не понимали опасностей по неведению, полезному для них в сем случае».3) Так был сформирован ошибочный взгляд на технологию донского казачьего мореплавания, которой, кстати сказать, никто из тогдашних историков специально не занимался.
Следующим автором, высказывавшимся об особенностях мореплавания донского казачества, был Н. И. Краснов, горячий сторонник возвращения казаков на морскую службу; но он также не вник глубоко в технологию морского дела у донцов и не привлек каких-либо новых источников. В своих рассуждениях Н. И. Краснов отталкивался от взглядов В. Д. Сухорукова и несколько раз, слегка изменяя, повторил его высказывания об отличном знании моря казаками и их способности без компаса и географических сведений не терять своего пути.4) Больше того, Н. И. Краснов приписал казакам и «скудость приобретенных гидрографических сведений».5) Вместе с тем, следуя за В. Д. Сухоруковым, он, видимо, иногда колебался и в одном из своих сочинений написал, что казаки «даже при сильнейших бурях, нередко без компаса, не теряли предназначенного пути»,6) а в полубеллетристическом произведении, в котором герой «досконально знает море и без компаса, ночью, по одним звездам, приведет... в любое приморское селение», указал, что этот герой, выучившийся «на торговых кандиотских суднах», «умел читать морские карты, имевшиеся у греческих торговцев»; упоминаемый в том же очерке атаман Р. Калуженин, по Н. И. Краснову, чертит углем на стене план Азова и укреплений, направленных против этой крепости.7)
С. Ф. Номикосов, не найдя в донских песнях XVII в. указаний на использование казаками инструментов, отмечал: «Казачьи песни этого времени рисуют нам казака как отважного моряка, прекрасно знавшего Азовское море и умевшего находить в нем путь-дороженьку, без компаса, днем по солнцу, а ночью по звездам». По мнению С. Ф. Номикосова, донцы «на утлых челнах своих... смело, без карт и компаса, пускались в море «зипунишки добывать».8) И. Попко считал, что С. Разин плавал по [108] Каспию «без всякой морской карты», а К. К. Абаза утверждал, что у этого атамана не было компаса.9) Некто В. Б-ч, повторяя В. Б. Броневского, писал, что казаки переплывали Черное море на «кое-как сколоченных судах, дурно снабженных и дурно управляемых... без необходимых мореходных инструментов».10) Историки начала XX в. единодушны: донские казаки плавали по морям без компаса (А. Н. Пивоваров, П. Н. Краснов, И. И. Ногин, Е. П. Савельев и др.) и без карт (П. Н. Краснов).11) Такую же позицию занимали и зарубежные авторы. М. Лезюр утверждал, что в походе Б. Ружинского не было компаса, а Брике, основываясь на русской литературе, повторял мнение В. Д. Сухорукова.12) Г. Красинский считал, что казаки в открытом море «ориентировались без помощи каких-либо навигационных приборов, а просто по звездам», причем поражался, что они «делали это с правильностью и точностью, которые трудно постигнуть», поскольку это была «математическая точность».13)
Новейшее время не принесло каких-либо новых результатов; изучением технологии донского казачьего мореплавания никто не занимался, и поэтому неудивительно, что современные авторы вынуждены либо обходить стороной вопрос об использовании казаками приборов, либо за неимением лучшей повторять точку зрения дореволюционных историков.14)
Мы не затронули пока оценку сообщения Боплана о наличии квадранта у запорожских казаков. Но, как ни удивительно, никому из специалистов, признающих существование теснейших связей и постоянного союза между Войском Донским и Запорожской Сечью, в том числе в ходе постоянной антиосманской морской войны, не пришла мысль, что этот прибор могли использовать и донские казаки. Возможно, при этом сыграла роль существующая доныне неясность и в отношении применения прибора самими запорожцами. В литературе наметились три точки зрения на этот вопрос. Некоторые историки не верят сообщению Боплана, однако, не желая определенно высказать свое мнение, при пересказе боплановского описания запорожских походов просто опускают место, где упоминается названный прибор. К числу таких авторов относятся Ф. Ф. Веселаго и В. А. Голобуцкий.15) П. И. Белавенец печатно выразил свое сомнение в использовании запорожцами прибора, поставив знак вопроса после слова «квадрант» в приводимом боплановском тексте.16) Большинство же высказавшихся по этому вопросу склонны верить Боплану. А. Висковатов, Е. А. Ознобишин, В. В. Мавродин, М. А. Алекберли, Е. А. Разин цитируют или пересказывают упомянутое место без замечаний и комментариев и, следовательно, согласны с французским наблюдателем.17) Д. И. Эварницкий добавляет от [109] себя, что квадрант запорожцев был «нюренбергским», а в другом месте утверждает, что запорожцы и в сухопутных походах «для соображения в местности брали с собой так называемый нюренбергский квадрант».18) Е. М. Апанович, пересказав Боплана, указывает, что отрывочные сведения фонда Коша Запорожской Сечи XVIII в. «в общих чертах подтверждают» боплановское описание техники морского дела у запорожцев.19) Р. Г. Скрынников предваряет цитирование боплановского текста (в том числе и места, где упомянут прибор) замечанием, что «с конца XVI в. до начала XVII в. в казацких обычаях мало что изменилось», и, строго говоря, признает таким образом наличие прибора и у казаков XVI столетия.20) В. Серчик, цитируя Боплана, после упоминания прибора ставит восклицательный знак, который можно понимать по-разному, но во всяком случае не как знак сомнения.21) К сказанному добавим, что ни в одном из русских или других известных автору переводов Боплана переводчики не выразили сомнения в достоверности утверждения о наличии у запорожцев мореходного инструмента.
Тем не менее, как мы видели, по вопросу об использовании казаками приборов не существует единого мнения; что же касается донских казаков, то практически все авторы, изложившие свои взгляды на этот счет, полагают, что донцы плавали по морю без инструментов и карт, причем точки зрения излагаются априорно без попытки хотя бы как-то их доказать. Такая попытка предпринимается в данной статье, автор которой в результате многолетнего изучения вопроса пришел к выводу о том, что у донских казаков были и приборы и карты.
Сохранился ряд свидетельств, невысоко оценивающих мореходное искусство и постановку морского дела у турок, против которых донские казаки в течение 150 лет вели морскую войну и у которых в первую очередь могли заимствовать необходимые судовые принадлежности, в частности инструменты. Изучение состояния османского флота XVII в., однако, показывает, что хотя он и отставал от европейских флотов, но не катастрофически. Следует прежде всего напомнить, что турки переняли у арабов многие мореходные приемы, приборы, карты, способы наблюдения и очень богатую систему астрономических терминов. Весьма неплохой была турецкая астрономия рассматриваемого времени. На XVI—XVII вв. падает расцвет турецкой географической литературы. XVI столетие дало ряд выдающихся произведений турецкой литературы по морской географии, особенно адмиралов Сиди Али ибн Хусейн Рейса и Пири Рейса, являвшихся также авторами и морских карт. По И. Ю. Крачковскому, морское дело «высоко стояло в Турции» XVI в.22) Эту же [110] оценку разделяли французские авторы «Всеобщей истории о мореходстве», опубликованной в XVIII в.23) Встречаются положительные отзывы европейских специалистов о состоянии турецкого морского дела в XVII в., от которого до нас дошло любопытное определение навигации, данное турецким географом и морским историком Хаджжи Халифой.24) Согласно сообщению Эвлии Челеби 1666 г., турки тогда умели определять широту и долготу в градусах и минутах; Азов, например, по турецкому определению, располагался «на пятьдесят шестой широте и на шестой без одной четверти восточной долготе».25) Архимандрит Арсений, прибывший в 1700 г. в Москву в качестве представителя иерусалимского патриарха и валашского господаря, свидетельствовал, что нет никого искуснее в плавании по Черному и Средиземному морям, чем греки, состоящие на турецкой и венецианской морской службе, а русский посол в Турции П. А. Толстой подробно характеризовал значительный рост морского дела у турок к началу XVIII в.26) Турки уделяли значительное внимание составлению карт, справедливо полагая, что картография «есть душа навигации».27) В описании Стамбула, предпринятом в 1638 г. по приказу Мурада IV, фигурируют 15 турецких мастеров-картографов с 8 мастерскими, 45 компасных мастеров, имеющих 10 мастерских и испытывающих свои приборы в михрабе мечети султана Баязида II, 20 мастеров по изготовлению солнечных часов с 15 мастерскими; указывается, что мастера-картографы очень опытны в науках и владеют различными языками, особенно латынью.28) Турецкие морские, компасы «пуссола» были разновидностью молитвенного компаса, показывали четыре стороны света и были ориентированы по меридиану стамбульской мечети Баязида. В Турции изготовлялись песочные часы, причем знаменитый белый песок для них вывозили из Азова.29) Часы вообще (солнечные, песочные и механические) были довольно широко распространены в Турции XVII в.
Эти и другие приборы применялись на османских галерах, на каждой из которых был штурман (рейс), заведывавший штурманским делом, упомянутыми приборами и рулем.30) По правилам турецкого военно-морского флота конца XVII в. на каждую галеру выдавались магнитный компас, подзорная труба, свинцовый лот (использовавшийся как для измерения глубин, так и для определения характера грунта) и морская карта. Турецкий морской устав конца XVII в., кроме того, предписывал капитанам иметь «часы песошные, чтоб по них познават, когда переменять сторожу и управлять всякие дела, которые до них належат».31) [111]
Крымское ханство, бывшее постоянным объектом казачьих морских походов, не имело развитого судоходства, но из светских наук «у крымских татар более любима была астрономия», крымцы изобрели свой собственный календарь и имели «нечто в роде обсерватории». У крымских феодалов XVII в. довольно часто встречались часы, а по Боплану, каждый крымец для ориентирования в степях имел нюрнбергский квадрант.32) Л. Подгородецкий считает, что сказано это «несомненно с большим преувеличением», но вместе с тем, по его мнению, информация Боплана свидетельствует о том, что «уровень культуры не был там (в Крыму. — В. К.) низким».33) Напомним, что археологами найдены золотоордынские квадрант и астролябия арабского типа. А. А. Мартынов, ссылаясь на свое «совершенное знание... разноместных татар, киргизцев, астраханских, или дербетевских, и донских калмык», свидетельствовал, что все эти кочевники использовали при передвижении примитивный угломерный инструмент — «раствор плети (нагайки), которою делая углы... в 45, 90 и 135 градусов, направляли по ним кочевки и проезды с кургана на курган или урочище, гору, лес и прочее», и описывал технику использования этого инструмента.34)
Что касается Западной Европы, то ее моряки в XVII в. использовали богатый набор различного рода инструментов, карт и лоций. Достаточно сослаться на приводимый Ж. Фурнье перечень приборов, применявшихся штурманами первой половины упомянутого столетия: это астролябия, градуированное кольцо, квадрант, арбалест, астрономический посох, полусфера, подзорная труба, ноктурлябия, буссоль, компас, часы35) (последние были солнечными, песочными, водяными и механическими); к этому нужно добавить, помимо карт и лоций, также лот и лаг.
На Руси XVII в. могли делать сложные математические расчеты, в частности измерять площади, извлекать квадратные и кубические корни, решать уравнения с несколькими неизвестными, измерять некоторые объемы и определять расстояния для артиллерийской стрельбы с помощью теоремы Пифагора. Уже в конце XVI в. сочинена первая русская геометрия с указанием, как определять высоту радиксом и циркулем. Развивалась астрономия, русские знали мореходные свойства звезд и использовали астрономические приборы, а появление их и распространение часов способствовали развитию русской картографии и навигации. Исследования последних десятилетий, и в том числе археологические находки, указывают на высокую мореходную культуру поморов.36) Солнечные часы активно использовались поморами, песочные известны на Руси по крайней мере со времен Ивана Грозного, первые башенные механические часы в России [112] устроены в начале XV в., а во второй половине XVI столетия на Русь проникают настольные, настенные и карманные механические часы; с XVII в. начинается изготовление механических часов русскими мастерами.37) Магнитный компас известен на Руси уже в XVI в., но чаще использовался немагнитный, широко распространенный в XVII столетии, особенно у поморов, где он появился, как считают, в XV, а может быть и в XIV в. Тем не менее в XVII столетии все чаще использовался магнитный компас, в том числе и частными лицами.38) В рассматриваемое время в России, в частности поморами, использовались угломерные инструменты: это были приборы типа астрономической палки, градштока, ноктурнала.39) В первой половине XVII в. русские знакомятся с астролябией, а с 1690-х гг. на Руси появляется квадрант.40) Под 1614 г., через несколько лет после изобретения зафиксирован первый случай проникновения в Россию подзорной трубы, которая затем получает широкую известность; в XVII в. известно применение ее и на русском Севере.41) Поморы в указанном столетии употребляли глубинный свинцовый лот.
Начало русской картографии относится к XV в., и в 1497 г., как доказал Б. А. Рыбаков, была составлена первая отечественная карта Московского государства.42) В XV—XVII вв. поморы использовали карты-чертежи. Со второй половины XVI в. стали составляться карты Сибири. В. С. Кусов выявил в картохранилищах 795 чертежей, не считая 238 чертежей С. У. Ремезова (и, возможно, его сыновей) 1697—1730 гг. Древнейший из точно датируемых чертежей относится к 1652 г., а датируемые по косвенным признакам — к 1640-м гг. Любопытно, что автором чертежа 1652 г. является яблоновский казак Е. Макаров, первый известный из числа русских картографов, чертежи которых сохранились.43) В этой связи напомним, что казаки-землепроходцы составили в XVII в. в Сибири и на Дальнем Востоке большое число различного рода росписей и чертежей новооткрытых земель. Древнейшие русские навигационные карты, в том числе Азовского и Черного морей, до наших дней не дошли, но, по мнению М. М. Лескова, «существование их бесспорно», поскольку они упоминаются в описях документов приказов.44) В России Азовское море впервые появилось на картах «Книги Большому Чертежу», составленных в XVI в. и дополненных и исправленных в XVII столетии.45) От XVII в. известно о русских чертежах, связанных с Доном и Приазовьем: в 1641 г. в Москву был доставлен «озовской чертеж», показанный царю; в 1649 г. царь поручал тайно составить чертеж донских казачьих городков; в 1674 г. инженер Лим сделал план устья Миуса.46) У поморов в XV—XVII вв. были в употреблении очень точные и тщательно [113] составленные лоции, дававшие компасные румбы и содержавшие сведения о расстояниях между пунктами, островах, мелях, подводных камнях, различных опознавательных пунктах на побережье, глубинах, направлениях, характере и скорости морских течений и т. д. Одна такая поморская лоция, относящаяся к первой половине XVII в., опубликована (правда, в редакции XVIII в.).47) Специалисты считают эту лоцию более точной, чем голландские и английские навигационные руководства XVII—XVIII столетий.48)
Таким образом, уровень развития навигации, мореходных инструментов и карт и их использования в Турции, Западной Европе и России в XVI—XVII вв. был вполне достаточен для того, чтобы донским и запорожским казакам было что и где заимствовать. Возникает, однако, вопрос о принципиальной возможности таких заимствований.
Как показывает изучение документов XVII в., казаки имели широкие географические представления. Это четко просматривается в отписках Войска Донского, где содержится богатая информация о событиях на Азовском, Черном и Средиземном морях и на Юго-Востоке Европы, в азовских повестях, знаменитом письме запорожцев турецкому султану и т. д. Казаки, вне всякого сомнения, имели представление о конфигурации своих рек, их гидрографических особенностях, прекрасно знали низовья и дельту Дона и т. п., — без такого знания был бы просто невозможен выход в море, мимо турецких Азова и Лютика. Достаточно в качестве примера привести план движения по рекам и морю, выработанный отрядом казаков-повстанцев под начальством И. Форонова в 1682 г.49) План этот не осуществился, но прекрасно демонстрирует географические и гидрографические познания казаков.
Многочисленные походы донцов на Азовское и Черное меря и особенности этих экспедиций свидетельствуют о прекрасном знании казаками названных морей, и в этом отношении, конечно, неверны утверждения о том, что русские впервые осуществили гидрографические исследования Азовского моря при Петре I. О запорожцах в литературе встречается даже утверждение, что они знали все закоулки Черного моря, «как свою кишеню (карман)».50) И действительно, плавая из десятилетия в десятилетие по Азовскому и Черному морям, казаки не могли не обращать внимание на направления и силу ветров, направления и скорость течений, глубины, время и характер выпадения осадков и проч. Эти факторы и сейчас крайне важны для мореплавания, а в ту эпоху и для тех судов тем более. В 1771 г. русские власти поручали запорожцам, высылавшимся на лодках в [114] море и морем в Дунай, «записывать поденно» силу и направления ветров, глубины, характер берегов, местоположение отмелей и т. п.51) Вне сомнения, такие наблюдения казаки могли осуществлять и столетием раньше. Воюя на море, донцы должны были хотя бы контурно представлять очертания Азовского и Черного морей, их проливов и заливов (без этого плавать невозможно), знать морские пути, подходы к портам и т. д. В 1646 г. в отписке царю казаки прямо указывали: «Мы... морские походы и пристани х крымским городом и к их селам все ведоем...»52) Донцы точно выбирали причерноморские города для нападения и точно подходили к ним, иногда избирали какой-то участок моря и побережья как базу для дальнейших действий, бури зачастую относили казаков в отдаленные и, казалось бы, неведомые им районы, но донцы определялись и находили путь к назначенному месту или домой. Наконец, они намечали пункты встречи с запорожскими флотилиями в различных местах Черного моря и «сходились» в море.53)
Казаки создавали свою высокую мореходную культуру, которая способствовала их успехам в военных действиях на море и славе, завоеванной у неприятеля. Мустафа Найма, официальный летописец Османской империи, говоря о казачьих морских обращениях, «столь же опасных, как и любопытных и весьма удивительных», о казачьей дерзости и равнодушии к смерти отмечал: «По свидетельству лиц, понимающих толк в морском деле, голытьба эта ловкостью и мужеством в подобных на воде сражениях более страшна, нежели иной какой-либо народ...»54) Достижения и секреты судоходства передавались из поколения в поколение, и среди казаков были мастера морского дела, настоящие «морские волки», «морского ходу знатные люди».55) Ведущая роль здесь принадлежала казачьим кормщикам, имевшимся на каждом морском струге; упоминания о них сохранились в документах.56)
Особо следует сказать о прекрасном знании казаками ночного неба, звезд и созвездий, фаз Луны и движения Солнца. Еще с детства и юности все донцы учились умению ориентироваться на местности днем и ночью, и в этом ориентировании большую роль играли астрономические навыки. Запорожцы «познавали... на... степях диких путь свой в день по солнцу... ночью же по звездам».57) Сохранился рассказ о том, как в 1620-х гг. донской полковник, руководитель ряда морских походов А. Шафран шел с Дона в Сечь через степи, болота и леса, «смотря на Конь-звезду, а та звезда стоит на полночь».58) В. Д. Сухоруков в 1824 г. отмечал, что каждый донец «собственным своим образом узнавал в обширных пустынях путь по звездам и по веянию ветра. [115] (Опытные козаки и теперь еще хорошо пользуются сими указателями)».59) Д. И. Эварницкий перечислял звезды, по которым «путь правили» запорожцы.60) А. Н. Пивоваров упоминал множество рассказов, бытующих на Дону, о том, «как казаки уходили из плена с Кавказа «по Батеевой дороге» (по направлению Млечного пути), как определяли ночное время по «Сажарам» (по высоте созвездия «Возок»)».61) Те же способы определения пути по светилам использовали донцы и в море. «Ночью по звездам, — считал Н. И. Краснов, — донские казаки не хуже тогдашних моряков знали, где находятся, несмотря на то, что, опасаясь быть замеченными, они не держались берегов Анатолии или Таврического полуострова...»62) У казаков сохранился ряд «астрономических» легенд, в частности о том, что С. Разин закинул в небо отобранный у шаха волшебный ковш (половник) с алмазами, который превратился в семь ярких звезд (созвездие Большей Медведицы), по этим звездам «рулевой» вел разинцев из Каспийского похода домой («ведь в море, что в пустыне, заблудиться недолго»), а «всем донским казакам этот половник всегда на чужой стороне на север — домой, к родному Дону-батюшке верный путь без ошибки и без промаха указывает».63) Собственные оригинальные названия у донцов имели Млечный Путь, созвездия Большой и Малой Медведицы, Стожары, Короны, Лебедя, Полярная звезда, Венера, четыре нижние и три верхние звезды Большой Медведицы и др.64) У казаков бытовала поговорка «месяц — казачье солнышко», вызванная тем, что их военные действия и передвижения часто осуществлялись ночью. В частности, казаки использовали последнюю четверть Луны, «старый месяц» и новолуние для выхода в море мимо турецких крепостей, закрывавших этот выход.65) Естественно, казаки превосходно знали фазы Луны и имели свои термины для их определения.66) Вопреки мнению В. Б. Броневского, донцы не только знали четыре страны света, но и имели их собственные названия.67) На Дону определяли время по Солнцу, причем существовала широкая шкала определения его положений (с соответствующими названиями),68) и по объектам ночного неба.69)
Войско Донское поддерживало тесные связи с Соловецким монастырем — крупным торгово-промышленным и морским центром русского Севера, бывшим в курсе многих дел поморского мореплавания, судостроения, оснащения судов приборами и т. п. (например, совершенно точно известно, что в первой половине XVII в. монастырь покупал компасы70)). Донские казаки участвовали в обороне монастыря от набега шведов, а позже — в известном Соловецком сидении. Основатели монастыря Зосима и Савватий, канонизированные в XVI в., оказались очень [116] популярными в следующем столетии, в особенности на Дону, поскольку считались целителями ран. Донцы, находясь в плену, будучи тяжело раненными или больными, подвергаясь опасности во время штормов, «обещались» сходить по избавлении от опасности на богомолье в Соловки. В результате в монастыре регулярно бывали казаки,71) которые не могли не вступать в контакты с северорусскими моряками, видели здесь поморские суда и приборы и, будучи сами мореходами, не могли не интересоваться техникой морского дела северян.72)
В состав казачества нередко попадали представители народов Западной Европы и Средиземноморья, и часть из них была моряками. По свидетельству Я. Собеского, отца короля Яна III, среди запорожцев было немало «немцев, французов, итальянцев, испанцев и других, принужденных оставить свою родину вследствие совершенных там бесчинств и преступлений».73) То же можно сказать и о Доне, и в этой связи достаточно напомнить о «немце» И. Арадове, руководившем подкопными работами донцов при взятии Азова в 1637 г. Попадали эти люди к казакам по разным причинам (не только по причине, упомянутой Я. Собеским) и различными путями. Некоторое число англичан, голландцев и французов находилось в XVII в. на Черном и Азовском морях, занимаясь здесь торговлей. Казаки, захватывая турецкие галеры, освобождали многонациональные команды гребцов-невольников, часть которых вливалась в состав казачества. Некоторые европейцы, находившиеся в османском плену, бежали к казакам из Азова; известен, например, случай такого бегства грека Н. Юрьева, который затем участвовал в морском походе донцов.74) Греков вообще было много в Войске Донском, через Турцию имевшем постоянные связи со Средиземноморьем.
Казаки, вышедшие из турецкого плена, странствовали по европейским и азиатским странам, где не могли не замечать новинки военного и морского дела. «И где только, — восклицал И. Ф. Быкадоров, — в каких условиях и на каких только ролях не приходилось бывать казакам? Из исторических документов видно, что казакам приходилось бывать в качестве гребцов-невольников в бою турецкого с испанским флотом, быть и в Веницейской, и Цесарской земле, видеть папу Римского и гроб Магомета, бывать и во Франкской земле, и в Иерусалиме».75) В составе русского войска или вместе с запорожцами донцы участвовали в XVII в. в войнах с некоторыми европейскими державами, в тем числе и на их территории. Казакам доводилось служить и на западноевропейских кораблях, в частности на французских галерах, а некоторым удалось даже отличиться и выдвинуться на заграничной службе; например, казак Софониус, [117] один из самых энергичных агентов английской Ост-Индской компании на Востоке, погиб в 1616 г., будучи помощником командира отряда британских кораблей.76) Специально отметим контакты донцов с Западной Европой через Запорожскую Сечь, Украину и Польшу. В «Очерках русской культуры XVII века» подчеркивается, что западные и юго-западные территории СССР в силу социальных и географических условий «ранее Московской Руси оказались связанными с традициями западноевропейской культуры, и притом — через посредство Польши, в состав которой долгое время входили эти земли».77) В свое время была даже высказана мысль, что Дон «имел несравненно большее общение с Западной Европой, чем Москва, и большое позаимствование оттуда различного рода достижений материальной культуры».78)
Непрерывные военные действия казаков с Турцией, постоянные морские походы, захват османских кораблей и военно-морских центров, турецкий плен (в том числе служба казаков-пленников гребцами на галерах) — все это способствовало заимствованиям казаками турецкой техники, элементов морского дела, оружия и т. п. Некоторые турки, а еще чаще представители нетурецких народов Османской империи, в том числе моряки, переходили на сторону донцов и вливались в ряды казачества, других брали в плен и оставляли у себя,79) опыт их изучался и заимствовался. Польский посол в Стамбуле в начале XVII в. даже заявлял, что именно турецкие реисы обучили казаков мореходству. «Да козаки-то и моря не знали, — говорил посол,— пока ваши же турки райзы не показали себя и не научили их мореплаванию, а потом с ними заодно вас воюют. Сами виноваты, что таких учителей им дали».80)
Казаки при абордаже галер старались в первую очередь захватить корму, которая, как отмечал А. Л. Бертье-Делагард, «по своему значению была отчасти тем же, что капитанские мостик и рубка на теперешних кораблях, но еще важнее и существеннее для жизни и действия галеры, — это была ее голова и сердце, ее святое место».81) Характеристика А. Л. Бертье-Делагарда в целом совпадает с тем, что пишет о значении кормы Ж. Фурнье, у которого содержится также важное для нас указание, что на корме находились и мореходные инструменты.82) После взятия кормы сравнительно легко захватывалась вся остальная часть галеры, и начинался грабеж. Боплан свидетельствовал, что «казаки грабят все найденные деньги и товары малого объема, которые не портятся от воды, пушки и все, что, по их мнению, может им пригодиться».83) В «Поэтической повести об Азове» казаки, перечисляя предметы добычи, говорят [118] туркам: «...мы, молотцы ... всякие диковины ... все от вас, сабак, берем».84) В свете сказанного, на наш взгляд, весьма сомнительно, чтобы казаки, десятилетие за десятилетием захватывавшие турецкие галеры и многие другие суда, никогда не поинтересовались приборами, находившимися на корме, и не дошли до мысли об их предназначении и изъятии; история казачества, напротив, говорит о необыкновенной сметливости казаков во всех воинских делах, в том числе и на море. Приведем некоторые оценки современников. Очевидец и автор истории Хотинской войны Йовганнес Каменаци отмечал, что «казачье племя отличается великими познаниями (в военном деле) и хитростью».85) «О них, — писал о запорожцах польскому правительству Иов Борецкий, киевский митрополит, — думают, что они якобы простаки, не обладающие ни знаниями, ни разумом... они имеют прирожденную сметливость и от бога дарованную разумность...»86) По свидетельству Боплана, казаки «смышлены и проницательны, остроумны».87) По словам петровского адмирала голландца К. Крюйса, донцы «разумны и паче других народов хитры и остроумны в воинском искусстве... только сожалительно, что при таких многих чрезвычайных дарованиях и качествах они... так легкомысленны и непостоянны».88) Со свидетельствами современников совпадают самооценка донцов («зипуны-то у нас серые, да умы бархатные», «у казака кафтан сер, да ум не черт съел»), оценки историков и мнение народа относительно запорожцев («страшенни знаюки... и велыки мысливци»89)).
В. А. Голобуцкий подчеркивает, что казаки отличались в военном деле «большой изобретательностью, пуская в ход самые неожиданные военные «хитрости».90) В этой связи достаточно напомнить о казачьих уловках при взятии галер и крепостей, о возможном изобретении некоего подъемного механизма, использовавшегося при обороне Азова, и других хитростях во время Азовского осадного сидения, о казачьих способах плавания под водой и даже приписываемом казакам изобретении подводной лодки,91) наконец, о показанном ими высоком инженерном искусстве. Современник и неприятель запорожцев Ш. Окольский писал о казачьем лагере периода антипольского восстания 1638 г.: «Дивился не один инженер трудам и изобретательности грубого хлопа, осматривая валы, шанцы, батареи и куртины».92) Что же касается подземной минной войны донцов при взятии и затем защите Азова, то их инженерная работа получила самую высокую оценку. По мнению, например, А. Н. Робинсона, «в военно-инженерном искусстве защитники Азова намного превосходили в то время турецкие войска, несмотря на то, что у турок работами руководили наемные инженеры — «немецкие люди [119] городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленники».93)
Имея в виду сказанное, не было бы, как нам кажется, удивительно, если бы даже казаки сами дошли до изобретения хотя бы простейших угломерных мореходных инструментов. На Руси издавна, в том числе и в XVII в., плотники применяли различные измерительные приборы: веску-уровень, размер, угольник, черту и др. Русские бондари того же времени пользовались рядом инструментов, в том числе циркулем.94) Известно, что у донских казаков были отличные плотники-судостроители, создавшие морское судостроение, которому учились затем русские мастера, и не приходится сомневаться, что и донские плотники употребляли при строительстве судов различные инструменты, скажем, циркуль. А между прочим от циркуля до элементарного угломерного мореходного инструмента один шаг: это чрезвычайно простой прибор, представляющий собой, в сущности, две дощечки.
П. А. Кулиш считал, что «козаки, как многочисленная корпорация, по инстинкту самосохранения нуждались для некоторых мудреных дел в людях высшего разряда, в людях статечных, интеллигентных», и отмечал, что такие люди у казаков действительно были, поскольку «в грубой козацкой массе заметна работа людей талантливых и образованных. Самая артиллерия козацкая, названная в польском дневнике grzeczna (дословно: воспитанной — В. К.), смысле отличного устройства, еще во время московской самозванщины, доказывает, что Войско Запорожское не было пристанищем одних буянов, невежд и горьких пьяниц. Оно смыслило многое и за пределами козакованья, как это видно из его отношений к императору Рудольфу, к господарям дунайских княжеств...»95)
«Уровень культуры у казаков, — пишет Л. Подгородецкий, — был, разумеется, разный, но в общем не такой низкий, как могли бы полагать читатели сенкевического «Огнем и мечом». Историк отмечает, что в целом «старшина обладала искусством чтения и писания, да и в среде простых казаков не было оно редким. Многие приходили из монастырей. Наконец, казак, который совершал далекие походы, сражался или торговал и, следовательно, имел непосредственный контакт с жителями других стран и национальностей, приобретал довольно большой запас знаний из разных областей».96) Последнее утверждение подкрепляется донской поговоркой «чужая сторона прибавит ума». Н. Л. Корж рассказывал (правда, о XVIII в.), что между запорожцами «таковые были грамотеи... что и... в столицах редко отыскать можно бывало подобных им, по той причине, что в Сечи было разной всячины довольно. Не только из поповичев, которые проходили на своих местах формальным порядком науки, но из панского [120] поколения образованные дети, возмужавшие и по каким-нибудь случаям, а особенно по преступлениям, стыдясь и боясь наказания, бежали в Сечь».97)
В самом деле, к запорожцам шло много мелких, безземельных шляхтичей, утративших недвижимую собственность, становившихся «голотой», «одартусами», не имевших права занимать государственные должности и участвовать в сейме, приговоренных к потере чести и зачастую нуждавшихся в куске хлеба.98) Довольно частыми, особенно в конце XVI в., были случаи бегства на Дон разоренных русских мелких помещиков.99) Причем дело не ограничивалось только мелким дворянством. «Запорожье,— писал П. А. Кулиш, — было убежищем ...и людей знатных, имевших в виду нравственные, фамильные или политические цели».100) По свидетельству Б. Папроцкого, сыновья знатных панов ездили за Пороги для изучения «рыцарского дела».101) Среди таких «любителей» бывали даже представители княжеских фамилий, и не только в Сечи, но и на Дону: донской атаман И. Васильев, возглавлявший станицу, посланную Войском Донским в Москву в 1628 г., был по происхождению князем Друцким.102) О том, что некоторые шляхтичи и иностранцы, вливавшиеся в ряды казачества, «принадлежали раньше к знатным родам», писал и Я. Собеский.103)
Среди казачьих атаманов действительно встречались весьма образованные по тому времени люди, к числу которых, например, относился знаменитый П. Сагайдачный. По мнению Н. И. Краснова, казачьи отписки в Москву «наглядно указывают, что на Дону войсковые дьяки были нередко грамотнее дьяков Посольского приказа».104) Отдельным казакам XVII в. принадлежат выдающиеся литературные произведения — азовские повести, письмо турецкому султану, хроники и др. При аресте в Москве атамана К. Чурносова в 1688 г. у него было изъято 38 писем и челобитных; оказывается, будучи в Москве, станица Чурносова и ее члены поддерживали регулярную письменную связь с Доном и отдельными казаками, а большое число частных писем свидетельствует о значительном уровне грамотности казаков, даже если часть писем писалась под диктовку.105) Обращает на себя внимание, что во второй половине XIX в. в некоторых донских церквах, несмотря на разорения и пожары городков, имелись книги XVI — первой половины XVII в., в большинстве, правда, церковные.106) Таким образом, в целом казаки XVII в. были грамотнее, чем это обычно считают. Что же касается неграмотности казачьей массы, то это, в принципе, не могло помешать использованию казаками мореходных инструментов: во-первых, неграмотность не смогла в XVII столетии [121] помешать русским мастерам овладевать техникой — они учились путем наглядного опыта и с помощью устной традиции, и, во-вторых, глубокие мореходные знания были не у всех казаков, а сосредоточивались у казаков-кормщиков.
Донцы — профессионалы войны, большие специалисты военного и военно-морского дела своей эпохи, были, естественно, хорошо вооружены, и ошибется тот, кто сочтет типично казачьим оружие, которое имели в массе участники крестьянских войн. По выражению И. Попко, казаки от своих соседей заимствовали, «так сказать, их шерсть и зубы».107) Я. Собеский с завистью писал, что «если бы и польское войско было так же хорошо вооружено, то могло бы померяться с сильнейшею в свете пехотою».108) Историки, специально занимавшиеся казачьим вооружением, в этом вопросе практически единогласны. «Можно с уверенностью сказать, — замечал Д. И. Эварницкий, осматривавший коллекции запорожского оружия, — что у запорожцев имелись в распоряжении все типы боевого оружия, какие только были в употреблений в свое время у поляков, турок, татар, москалей, волохов, сербов, черногорцев».109) Причем это было не только турецкое или восточноевропейское оружие, но и западноевропейское, поступавшее на вооружение турецкой армии и флота из Англии, Голландии и Франции и затем переходившее в руки казаков. К примеру, Эвлия Челеби указывает, что во время одного из штурмов Очакова казаки использовали английские пушки, подвезенные к крепости с чаек «на четырех лодках, связанных воедино».110) Более того, И. Ф. Быкадоров пытался объяснить «высокое состояние ратного дела у Донского войска» не только «знанием противников», но и «главное достаточным общением с Западной Европой, хотя бы в области военного дела, в ту эпоху для Донского войска являвшейся главной».111) Оружие это блестяще осваивалось, и в его применении казаки были «тако искусны, яко найлутший польский гусарин и немецкий рейтарин примерен к ним быть не может».112) А. И. Ригельман писал, что казаки захваченным оружием «действовать и упражняться так искусны были, что никакому воинскому народу по тогдашнему не уступали».113)
Войско Донское было хорошо информировано о различных событиях за границей, в том числе о развитии военного и военно-морского дела, и, по выражению В. Д. Сухорукова, представляло собой «живую газету всех новостей о южных соседах России».114) По нашему мнению, знать, что казаки были осведомлены обо всем этом, и вместе с тем считать, что они не ведали, что такое компас, — явная нелепость. Но, во всяком случае, приведенный выше материал свидетельствует, что заимствование и [122] применение казаками мореходных инструментов и карт, которые бы значительно облегчили плавание по морям, было вполне возможным. Мореходная культура и постановка морского дела у казаков, его потребности и значимость в жизнедеятельности Войска Донского, контакты с заграницей, люди, способные воспринимать чужеземные новинки и обладавшие определенным культурным уровнем, способы добычи вооружения и снаряжения и т. п. — все это облегчало названную возможность. Остается рассмотреть факты, собранные во время исследования и конкретно свидетельствующие об использовании казаками инструментов и карт.
1. Случаи захвата приборов и карт. Разинцы, захватив Астрахань, отобрали приборы у капитана корабля «Орел» голландца Д. Бутлера, который писал, что встретил у казачьего полковника «в царском погребе» «трех казаков, одетых в мое платье и держащих мои инструменты».115) Мы знаем, какие именно приборы имел Бутлер, — это были заграничные мореходные инструменты, необходимые для навигационного счисления и астрономического определения широты места: несколько песочных часов (получасовых и шестичасовых склянок), медных маятников (для поверки склянок), «кольцо для осмотрения по солнцу морского бегу» (астрономическое кольцо, употреблявшееся для измерения высоты Солнца), а также карта Каспийского моря.116) Приключения Бутлера на этом не закончились: при его бегстве из Астрахани на судне дербентских купцов на них напали казаки. «Со мной, — писал Бутлер, — был компас, на этот раз и его похитили у меня, и мы должны были итти, руководствуясь Солнцем и Полярной звездой».117)
В 1678 г. запорожское посольство привезло в Москву «турские листы и всему Запорожью чертеж»; запорожцы захватили у ехавшего в Крым турецкого чауша карту, представлявшую собой чертеж с планом постройки новых османско-татарских укреплений на Днепре.118) Не исключено, что указание на захват донцами приборов содержится в сообщении Ж. Кондырева из Черкасска от 1646 г., где говорится, что атаман О. Чесночихин, казаки и вольные люди возвратились из похода, приведя с собой два захваченных в Азовском море турецких корабля, на которых были пушки, различные продовольственные товары, «и корабленые всякие запасы, парусы, и якори, и конаты, и всякие корабленые заводы».119)
2. Часы. Источники свидетельствуют, что донцы знали часы и имели их — стационарные и переносные, солнечные и механические. В начале 1680-х гг. были построены часы в Усть-Медведицком монастыре.120) В XIX в. в Черкасске на Соборной [123] площади стояли неизвестно когда построенные «солнечные часы, вырезанные на белом цареградском камне».121) В 1630 г. у членов станицы атамана Н. Шелудяка в Москве была произведена властями «опись рухляди»; в описи упоминаются «часы путные боевые, медные, позолочены», принадлежавшие лично атаману.122) Известно, что часы имел С. Разин: арестованный духовный отец его Феодосий показал в 1671 г, на допросе, что в бытность свою в Черкасске Разин «прислал к нему трои часы, одни золотые, другие серебреные, третьи медные... И он де часы отдал в войску...»123) Известный собиратель запорожских древностей A. Н. Поль имел в своей коллекции запорожские «золотые часы большого размера, без верхней крышки, парижской работы, XVII века».124)
3. Карта К. Чурносова. При аресте в 1688 г. одного из руководителей казаков-раскольников, атамана донской станицы в Москве К. Чурносова среди изъятых у него бумаг оказался чертеж, озаглавленный в описи следующим образом: «Чертеж реке Дону и протоком, как впали в Черное море, и Черкаскому, и Азову, и иным крымским городам, и Черному морю, его, Киреевой, руки».125) Это чрезвычайно важное сообщение о чертеже, который был собственноручно выполнен донским атаманом и на котором была изображена часть Азово-Черноморского бассейна, не привлекло, к сожалению, внимания историков, и лишь B. Г. Дружинин в 1889 г. в монографии, весьма далекой от темы казачьего мореплавания, отметил: «Сами же казаки (в отличие от Посольского приказа, — В. К.) имели карты Дона. Одна такая карта в 1688 г. была отобрана у казненных казаков-раскольников».126) Подчеркнем, что Кирей (Кирилл) Матвеевич Чурносов участвовал в казачьих морских походах и, в частности, в 1685 г. возглавлял успешный поход 56 стругов («а на стругу по 20 человек») «на Азовское море под турские городки и под крымские села». Казаки захватили тогда турецкие суда «с съестными овощами и со всякими товары», одержали победу в сражении с посланными в погоню азовскими кораблями, после чего «пустились в море дале», пошли к Темрюку, напали на селения близ этого города, покинутые населением из-за страха перед донцами, и захватили здесь около 200 лошадей и быков. Полковниками при походном атамане Чурносове в этом походе были Г. Морохоченко и М. Шадра, а есаулами — будущие войсковые атаманы И. Зерщиков и Я. Филиппьев.127)
4. Квадрант Боплана. Французский дворянин Гийом Левассер сьер де Боплан около 1630 г. был приглашен на службу в Польшу, где находился долгие годы. Известный военный инженер и картограф, хорошо образованный человек, он служил королям [124] Сигизмунду III и Владиславу IV в должности королевского инженера, руководил строительством нескольких крепостей на Украине, знал польский и украинский языки и познакомился с запорожцами. Как отмечал Ф. Устрялов, Боплан «слышал рассказы казаков о их морских походах, о бурях, разбивавших казацкие челны, о гибельных встречах с турецким флотом, об истреблении малоазийских городов».128) Свои впечатления и наблюдения Боплан изложил в подробном описании Украины, опубликованном в Руане в 1650 г. и вторым изданием в 1660 г., получившем широкую известность в Европе и ставшем одним из важнейших источников по истории Запорожской Сечи первой половины XVII в.
Имеется несколько переводов этого сочинения на русский язык, причем переводчики по-разному передавали текст с упоминанием казачьего мореходного инструмента. Д. Н. Бантыш-Каменский, напечатавший в 1830 г. отдельные куски из Боплана, перевел это место так: «У каждого казака были солнечные часы».129) Согласно полному переводу Ф. Устрялова, сделанному со второго французского издания и напечатанному в 1832 г., на челн садится от 50 до 70 казаков, из коих «всякий имеет саблю, две пищали, 6 фунтов пороха, достаточное количество пуль и квадрант».130) Со второго же французского издания перевели всего Боплана К. Мельник (1896 г.) и В. Г. Ляскоронский (1901 г.); у первой упомянутое место передано следующим образом: «...сверх того (помимо одежды, — В. К) каждый (казак. — В. К.) имеет часы»; у второго: «Каждый (казак. — В. К) имеет, кроме того (помимо одежды. — В. К), часы».131) В 1913 г. в собственном переводе с французского издания 1861 г. опубликовал отрывки из Боплана М. С. Грушевский, передавший интересующее нас место так: «На каждом корабле квадрант».132) За переводчиками, естественно, следовали историки, и в литературе получился довольно значительный разнобой в упоминании прибора. В целом это выглядит следующим образом: квадрант (Ф. Устрялов, А. Висковатов, Е. А. Ознобишин, Д. И. Эварницкий, М. С. Грушевский, Е. М. Апанович, Е. А. Разин, Р. Г. Скрынников), часы (К. Мельник, В. Г. Ляскоронский, В. В. Мавродин, М. А. Алекберли), солнечные часы (Д. Н. Бантыш-Каменский).133) Большинство никак не объясняет свой выбор и не комментирует характер прибора; исключений немного: Е. А. Ознобишин дает примечание, что квадрант — это астрономический инструмент и одновременно артиллерийский прибор, и почему-то считает, что «по-видимому, казаки брали последний квадрант»; Д. И. Эварницкий полагает, что квадрант запорожцев — это «род компаса», и, как уже отмечалось, к слову «квадрант» добавляет [125] «нюренбергский», несомненно, потому, что это определение имеется при упоминании Бопланом инструмента, использовавшегося в степях крымскими татарами (в разных переводах: нюрнбергская буссоль, нюрнбергский квадрант, нюрнбергские часы);134) согласно E. М. Апанович, Боплан указывает, что запорожский прибор предназначался для определения направления пути (на самом деле у Боплана такого указания нет); наконец, В. В. Мавродин замечает: «Эти последние (часы. — В. К.) необходимы не только для установления времени; они служат одновременно компасом». Обращение к переводам Боплана на другие языки и упоминаниям прибора в иноязычных сочинениях еще больше запутывает вопрос. В одном украинском переводе это часы, в другом — компас,135) в двух польских — морской компас,136) в старых английском и немецком переводах — соответственно квадрант и компас;137) в латинском переводе казачий прибор передан как pugillare solarium, а татарский — horologii quadrantem Norimbergensem.138)
В силу сказанного пришлось обратиться к французскому оригиналу (мы просмотрели второе руанское издание 1660 г.); запорожский прибор здесь назван quadran,139) и слово это имеет, насколько нам известно, четкое значение — это не компас и не часы, а именно квадрант. Поэтому, на наш взгляд, мнение ряда переводчиков (а за ними и историков) о том, что под прибором следует понимать часы, не имеет под собой достаточных оснований. Возможно, сказались ошибочные представления о степени развития казачьего мореходства или представления о гораздо большей распространенности в первой половине XVII в. часов, но скорее всего дело заключалось в том, что в тексте Боплана допущена неясность: буквально можно понять, будто каждый казак имел квадрант (по 50-70 квадрантов на судно!), в чем, разумеется, не было никакой необходимости и что вызвало сомнения; другое дело — часы, которые, в конце концов, с известной натяжкой мог иметь каждый запорожец. В. Г. Ляскоронский справедливо отметил, что Боплан, вероятно, хотел сказать не о каждом казаке, а о каждом челне,140) но все же в своем переводе поставил «часы». Так и получилось, что в одних переводах, цитатах и пересказах Боплана прибор имеет каждый казак (Д. Н. Бантыш-Каменский, Ф. Устрялов, А. Висковатов, К. Мельник, Д. И. Эварницкий, В. В. Мавродин, М. А. Алекберли, Е. А. Разин, Р. Г. Скрынников, немецкий перевод, оба польских, В. Серчик и др.), в других, что, может быть, не буквально по Боплану, но ближе к реальности и смыслу, — каждый челн (Е. А. Ознобишин, М. С. Грушевский, украинский перевод, E. М. Апанович, И. Чарновский и др.). [126]
5. Фольклорные сведения. Применение казаками инструментов встречается в фольклоре неоднократно. Так, в одной из песен сторожевой казак, заметив на море турецкие корабли, бежит в «башенку высокую» к Ермаку Тимофеевичу, «говорит-задыхается: «Государь ты наш, батюшка, Ермак Тимофеевич! Бери ты свою трубку, трубку подзорную, посмотри на сине море...»141) В легенде о походе С. Разина в Персию казачьи суда много дней находятся в плавании, а есаул «стоит на носу лодки да все смотрит в подзорную трубу — не покажутся ли где черни или мыс какой».142) Казаки употребляют подзорные трубы и в народных драмах. Так, в одной из них, «Атаман Буря», главный герой командует есаулу: «Стань на шлюпку, посмотри в подзорную трубку, — нет ли впереди пеньев, кореньев, мелких мест, чтобы нашей лодке на мель не сесть». Есаул в подзорную трубу видит впереди «на воде колоду», «лодочку» и т. д. В драме «Ермак», в двух ее вариантах, содержится эта же сцена с незначительными разночтениями.143) В легендах о сечевиках упоминаются некие особые «верцадла» (зеркала), с помощью которых запорожские «характерники» могли видеть вокруг себя за несколько верст (согласно одной легенде, даже за тысячу верст).144) Есть донская песня, где упоминаются парусные суда, на которых гуляет казак-«раздушечка», имеющий «часы золотые» в тысячу рублей.145)
Вполне понятна ненадежность фольклорных источников из-за неопределенности времени создания произведений устного народного творчества и позднейших переделок и напластований; скажем, использование Ермаком подзорной трубы — невозможная в реальной жизни вещь, поскольку этот прибор был изобретен уже после смерти атамана. Тем не менее нельзя исключить и того, что в народной традиции могли отразиться какие-то реальные элементы. Но даже если не брать во внимание фольклорные сведения, приведенных нами фактов, на наш взгляд, достаточно для вывода о том, что у казаков-мореходов были инструменты и карты. К этому надо добавить, что никто из современников не утверждает, что казаки плавали без приборов, зато Боплан говорит о наличии прибора. Многие европейские современники писали о казаках и, казалось бы, должны были заметить их мореплавание без приборов в Средиземноморском бассейне, к которому принадлежат Азовское и Черное моря, но никто не заметил.146)
В целом следует признать, что по разным объективным и субъективным причинам технология донского казачьего мореплавания существенно принижалась, и хотелось бы надеяться, что данное исследование послужит исправлению этой несправедливости, равно относящейся и к тесно связанному с донцами запорожскому казачеству. [127]
1) Сухоруков В. О внутреннем состоянии донских Козаков в конце XVI столетия // Соревнователь просвещения и благотворения. 1824. Кн. 2. № 5. С. 198.
2) ИОЗВД. С. 73, 389.
3) Броневский В. История Донского войска. Спб., 1834. Ч. 3. С. 107-108, 112-113.
4) Краснов Н. Земля Войска Донского. Спб., 1863. С. 52; Он же. Военное обозрение Земли Донского войска. Спб., 1870. С. VI, IX; Он же. О привлечении донских низовых казаков к службе во флоте // Рус. инвалид. 1879. № 193; Он же. Исторические очерки Дона // Рус. речь. 1881. № 3. С. 29-30; Он же. Казачий флот // Военный сб. 1885. № 10. С. 282. Во второй и последней из упомянутых работ автор распространяет высказывания В. Д. Сухорукова на запорожское мореходство.
5) Краснов Н. Исторические очерки... С. 30.
6) Там же. С. 29.
7) Краснов Н. И. Поиск донского казака Ивана Богатого под Царьград // Живописное обозрение. 1884. № 9. С. 350; № 10. С. 43; № 8. С. 301.
8) Номикосов С. Статистическое описание Области Войска Донского. Новочеркасск, 1884. С. 12, 324.
9) Попко И. Терские казаки с стародавних времен. Спб., 1880. Вып. 1. С. 75; Абаза К. К. Казаки. Спб., 1890. С. 30.
10) Б-ч В. Рассказы из истории Войска Донского // ДЕВ. 1886. № 17. С. 709.
11) Пивоваров А. Н. Донские казаки. 2-е изд. Спб., 1909. С. 32; Краснов П. Н. Картины былого тихого Дона. Спб., 1910. С. 19; Ногин И. Краткий исторический очерк Донского края. Новочеркасск, 1914. С. 64; Савельев Е. П. История Дона и донского казачества. Новочеркасск, 1918. Ч. 3. С. 176.
12) Lesur M. Histoire des Kosaques. P., 1814. T. 1. P. 207; Brix. Geschichte der alten Russischen Heeres—Einrichtungen. В., 1867. S. 49.
13) Krasinski H.The Cossacks of the Ukraine. L., 1848. P. 22.
14) См. напр.: История Дона с древнейших времен до падения крепостного права. Ростов н/Д, 1973. С. 117; Сыны донских степей. Ростов н/Д, 1973, С. 14, и др.
15) См.: Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Спб.,. 1875. Ч. 1. С. 48; Голобуцкий В. А. Запорожское казачество. Киев, 1957. С. 167.
16) Белавенец П. И. Материалы по истории русского флота. М.; Л., 1940. С. 30.
17) См.: Висковатов А. Краткий исторический обзор морских походов русских. 2-е изд. М., 1946. С. 65; Ознобишин Е. Морские подвиги казаков // Часовой. Новочеркасск, 1878. Вып. 3. С. 47; Мавродин В. В. Русское мореходство на южных морях. Симферополь, 1955. С. 147; Алекберли М. А. Борьба украинского народа против турецко-татарской агрессии во второй половине XVI — первой половине XVII века. Саратов, 1961. С. 136; Разин Е. А. История военного искусства. М., 1961. Т. 3. С. 300.
18) Эварницкий Д. И. История запорожских Козаков. 2-е изд. М., 1900. Т. 1. С. 539, 535.
19) Апанович Е. М. Запорожское войско, его устройство и боевые дейстия в составе русской армии во время русско-турецкой войны 1768—1774 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. Киев, 1949. С. 242-243.
20) Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1982. С. 90.
21) Serczyk W. A. Na dalekiej Ukrainie. Krakow; Wroclaw, 1984. S. 119.
22) Крачковский И. Ю. Избр. соч. М.; Л., 1957. Т. 4. С. 570. [128]
23) Всеобщая история о мореходстве. Спб., 1811. Ч. 3. С. 67, 82 и др.
24) Крачковский И. Ю. Указ. соч. С. 610.
25) Эвлия Челеби. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2. С. 139, 205-206.
26) Исторические связи народов СССР и Румынии в XV — начале XVIII вв М., 1970. Т. 3. С. 157; Русский посол в Стамбуле. М., 1985. С. 70-71.
27) Evliya Efendi.Narrative of Travels in Europe, Asia and Africa L, 1846. Vol. 1. P. 2. P. 131.
28) Ibid; Hammer J. von. Constantinopolis und der Bosporus. Pesth, 1822. Bd. 2. S. 422-423.
29) Hammer J. von. Op. cit. S. 423; Эвлия Челеби. Указ. соч. С. 205.
30) Марсильли де. Военное состояние Оттоманской империи. Спб., 1737 Ч. 1. С. 107, 109.
31) Там же. С. 103; Толстой П. А. Состояние народа турецкого в 1703 году. Симферополь, 1914. С. 47.
32) Хартахай Ф. Историческая судьба крымских татар // Вестн. Европы. 1867. № 6. С. 165-166; Биарсланов М.-Б. Выписи из кадиаскерского сакка (книги) 1017-1022 гг. хиджры // Изв. ТУАК. 1889. № 8. С. 42-43; Эвлия Челеби. Указ. соч. М., 1961. Вып. 1. С. 98, 144-145; Боплан Г. Описание Украины. Спб., 1832. С. 43. Среди имущества одного из беев 1600-х гг. упоминаются «большие часы — скорпион» и «большие четырехугольные часы» и указывается их тогдашняя стоимость, равная приблизительной стоимости вола, коровы, овцы, дешевого коня, кованого сундука, большой кастрюли и небольшого ковра (Биарсланов М.-Б. Указ. соч. С. 42, 44-45, 47).
33) Podhorodecki L. Siez Zaporoska. 3-е wyd. Warszawa, 1978. S. 26.
34) Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 236; Мартынов А. А. Записки о Войске Донском // Дон. 1887. № 11. С. 25-76.
35) Fournier G. Hydrographie. P., 1643. P. 160, 481-557, 815-816.
36) Сахаров A. M.Русская духовная культура XVII века // Вопр. истории. 1975. № 7. С. 110-112; ОРК. Ч. 2. С. 47-57; Карамзин H. М. Соч. 6-е изд. Спб., 1852. Т. 9. С. 241; Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангазея. Л., 1980. Ч. 1. С. 126-127, и др.
37) Пипуныров В. Н. История часов с древнейших времен до наших дней. М., 1982. С. 138; Пипуныров В. Н., Чернягин Б. М. Развитие хронометрии в России. М., 1977. С. 34-35; Ченакал В. Л. Практическая астрономия в России допетровского и петровского времени // Вопр. географии петровского времени. Л., 1975. С. 43-44.
38) Богородский Б. Л. О двух синонимичных мореходных терминах «матка» и «компас» // Докл. и сообщ. Ин-та языкознания АН СССР. М., 1951. Т. 1; Глазман А. Б. Деревянный компас поморов // Судостроение. 1970. № 1; Ченакал В. Л. Указ. соч.; Он же. Солнечные часы на Руси // Развитие методов астрономических исследований. М.; Л., 1979; Белов М. И. и др. Указ. соч. С. 126-127.
39) Ченакал В. Л. Очерки по истории русской астрономии. М.; Л., 1951, С. 14-15; Лупач В. С. Русский флот — колыбель величайших открытий и изобретений. М., 1952. С. 15; Святский Д. О. Очерки истории астрономии в Древней Руси // Историко-астрономические исследования. М., 1966. Вып. 9. С. 60-61; Сахаров А. М. Указ. соч. С. 110.
40) Ченакал В. Л. Практическая астрономия... С. 47-48, 50.
41) Забелин И. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. 2-е изд. М., 1872. Т. 1. Ч. 1. 2-я пагинация. С. 102, 223, 256; Соболь С. Л. Оптические инструменты и сведения о них в допетровской Руси // Тр. Ин-та истории естествознания. М.; Л., 1949. Т. 3; Ченакал В. Л. Очерки... С. 8, 10-11, 14.
42) Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV — начала XVI века. М., 1974.
43) Кусов В. С. Русский географический чертеж XVII века // ВМУ. 1983. Сер. 5. География. № 1. [129]
44) Лесков М. М., Баранов Ю. К., Гаврюк М. И. Навигация. М., 1980. Сб.
45) Шустов Б. С. Из истории изучения Азовского моря и его берегов // Учен. зап. МГУ. 1941. Вып. 48. География. С. 29.
46) Особая повесть об Азове. М., 1907. С. 12; ДД. Кн. 4. С. 91-92; ИОЗВД. С. 299, и др.
47) Росписание мореходства, или лоция беломорских поморцев // Морской сб. 1866. № 3.
48) Белов М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века. М., 1956. С. 50.
49) Глаголев В. П. Движение на Дону и на юге России весной 1682 года // Учен. зап. МГЗПИ. 1958. Т. 1. С. 136.
50) Надхин Г. П. Память о Запорожье и о последних днях Запорожской Сечи. М., 1877. С. 10; П. Дорошенко, недовольный гетманом И. Самойловичем, спрашивал, между прочим, знает ли тот реки и речки, проливы морские и самое море (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. 6. С. 465).
51) Скальковский А. История Новой Сечи, или последнего Коша Запорожского. 3-е изд. Одесса, 1886. Ч. 3. С. 83-84.
52) ДД. Кн. 2. С. 902. В 1672 г. Москва требовала от Войска Донского прислать людей, знающих «на крымские улусы, также и на Черное море каким образом идти... знающих людей, чтоб в оба пути морем и сухим путем ход знали» (СГГ. С. 280).
53) ДД. Кн. 2. С. 742-744.
54) Naima Efendi. Zatargi z Otomanami z powodu Kozakow // Collectanea z dziejopisow tureckich. Warszawa, 1824. Т. 1. S. 181.
55) АЮЗР. C. 138.
56) В 1642 г. в Посольском приказе атаманов Н. Чесночихина и А. Сафонова спросили, можно ли послать морем навстречу туркам русского дворянина с извещением об оставлении казаками Азова. Атаманы отвечали, что судно дадут, казаков же послать нельзя, так как турки их «побьют», и добавляли: «А надобно де в то судно кормщик да гребцов и провожатых навычных людей, которым бы морской ход был за обычей...» (ДД. Кн. 2. С. 330). В 1662 г. донец А. Шумейка был кормщиком на «государеве струге» в походе на Крым (Там же. Кн. 5. С. 945-946; само слово «кормщик» здесь, правда, не употребляется). В 1685 г. атаман Я. Данилов, рассказывая в Посольском приказе о походе, в котором лично участвовал, сообщил, что в перестрелке с азовцами «у них де, казаков, убит один кормщик» (ДАИ. С. 290).
57) Сементовский Н. Старина малороссийская, запорожская и донская. Спб., 1846. С. 8.
58) Воссоединение Украины с Россией. М., 4963. Т. 1. С. 71; Кулиш П. А. Материалы для истории воссоединения Руси. М., 1877. Т. 1. С. 292
59) Сухоруков В. О внутреннем состоянии... С. 197.
60) Эварницкий Д. И. Указ. соч. С. 528.
61) ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 789. Л. 31. См.: СРДГ. Т. 1. С. 37, 92; Т. 2. С. 37.
62) Краснов Н. И. Поиск... № 10. С. 43.
63) Головачев В. Девка-синеглазка. Ростов н/Д, 1961. С. 127-130; Лащилин Б. Донские сказы. Сталинград, 1948. С. 12, 52; Он же. Одолень-трава. Волгоград, 1980. С. 11-12.
64) СРДГ. Т. 1. С. 6, 18, 19, 37, 63, 72, 73, 75, 77, 92, 145, 149; Т. 2. С. 26, 69, 70, 138; Т. 3. С. 18, 132, 155, 190; Лащилин Б. Донские сказы. С. 52; Листопадов А. Песни донских казаков. М., 1953. Т. 4. С. 383. В СРДГ «Большой крест» неверно определяется как созвездие Южного Креста (Т. 1. С. 35; Т. 2. С. 89), невидимое в северном полушарии.
65) Боплан Г. Описание Украины от пределов Московии до границ [130] Трансильвании // Ляскоронский В. Г. Гильом Левассер де Боплан и его историко-географические труды относительно Южной России. Киев, 1901. С. 27.
66) СРДГ. Т. 1. С. 67; Т. 2. С. 41; Т. 3. С. 141.
67) См., напр.: Там же. Т. 1. С. 78, 82; Т. 2. С. 22.
68) Там же. Т. 1. С. 140, 164; Т. 2. С. 191; Т. 3. С. 21, 31, 34-35, 82, 133, 137.
69) По Стожарам, Медведице, созвездию Короны, Венере и др. (Там же. Т. 1. С. 72, 77, 149; Т. 2. С. 69; Т. 3. С. 132. См.: ГАРО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 789. Л. 31).
70) Белов М. И. Указ. соч. С. 214.
71) ДД. Кн. 1. С. 913-914; Кн. 3. С. 866-867; Кн. 4. С. 2, 5, 8, 551-552; Кн. 5. С. 307.
72) Думается, что речь не может идти о прямом переносе большинства элементов поморской культуры хотя бы в силу параллельности развития поморского и казачьего мореходства и различия в условиях плавания на севере и юге. В этой связи обращает на себя внимание, что слово «матка», означавшее у поморов компас, на Дону имело, насколько известно, совсем другие значения (ГАРО, Ф. 55, On. 1. Д. 729. Л. 6; СРДГ. Т. 2. С. 131).
73) Собеский Я. История Хотинского похода // МЮР. С. 89.
74) ДД. Кн. 5. С. 38.
75) Быкадоров И. Ф. История казачества. Прага, 1930. Кн. 1. С. 168.
76) Борщак І. Звідомлення Ілька Борщака з дослідів в архівах Західньої Еврапи // ЗНТШ. 1924. Т. 134-135. С. 243-246; Левин А. Казак Софрониус // Вокруг света. 1963. № 3, и др.
77) ОРК. Ч. 2. С. 88.
78) Быкадоров И. Ф. Донское войско в борьбе за выход в море. Париж, 1937. С. 55.
79) В 1646 г. донцы взяли в Азовском море три турецких судна, на которых пленили чауша, кадия «да карабельщика Иреиза», посаженных, правда, на окуп (ДД. Кн. 3. С. 62).
80) Костомаров Н. И. Собр. соч. Спб., 1904. Кн. 4. С. 42-43. Ср. у П. А. Кулиша: «Ведь и морских разбоев казацких никогда не бывало, пока ваши турки райзы не пристали к казакам и не научили их воевать, как люди, хорошо знающие море и опытные в мореплавании» (Кулиш П. Казаки по отношению к государству и обществу // Рус. архив. 1877. № 6. С. 127).
81) Дортелли д'Асколи Э. Описание Черного моря и Татарии // ЗООИД. 1902. Т. 24. С. 137.
82) Fournier G. Op. cit. P. 30-31.
83) Боплан Г. Описание... (1901). С. 27.
84) Орлов А. Исторические и поэтические повести об Азове. М., 1906. С. 190.
85) Каменецкий Иоаннес. История Хотинской войны // Историко-филол. журнал (Ереван). 1958. № 2. С. 269.
86) Борецкий Иов. Протестация митрополита Иова Борецкого // Статьи по славяноведению. Спб., 1910. Вып. 3. С. 149.
87) Боплан Г. Описание... (1901). С. 6.
88) Крейс К. Розыскания о Доне, Азовском море, Воронеже и Азове // ОЗ. 1824. № 10. С. 61-62.
89) ЗОС. Ч. 1. С. 254. И. Е. Репин, специально выступивший против изображения запорожцев только как бесшабашных «кутил», писал, что казаки выделились из «забитой, серой, рутинной, покорной, темной среды» и были «даровитейшими людьми своего времени» (Зильберштейн И. С. Репин в работе над «Запорожцами» // Художественное наследство: Репин. М.; Л., 1949. Т. 2. С. 69).
90) Голобуцкий В. А. Указ. соч. С. 122. [131]
91) ВПДР. С. 97-98; Монжери. О подводном мореплавании и войне // Славянин. 1827. Ч. 3. № 38. Отд. 1. С. 426.
92) Кулиш П.Польско-казацкая война 1638 года // ОЗ. 1864. № 10. С. 525.
93) ВПДР. С. 325.
94) ОРК. Ч. 1. С. 83, 85, 89-90. В. М. Важинский приводит перечень 36 плотницких инструментов и орудий труда, применявшихся на русских верфях Верхнего Дона в 1640—1690-х гг. (Важинский В. М. Казенное судостроение в XVII веке // Вопросы истории и филологии. Кемерово, 1964. Вып. 8. С. 217-218).
95) Кулиш П. А. История воссоединения Руси. Спб., 1874. Т. 2. С. 329.
96) Podhorodecki L. Op. cit. S. 49-50.
97) Корж H. Л. Устное повествование бывшего запорожца. Одесса, 1842. С. 41.
98) Кулиш П. Восточный вопрос и задунайская славянщина перед глазами московского царя Михаила Федоровича // ЖМНП. 1878. № 2. С. 205-206; Доманицький В. Козаччина на пepeлoмi XVI—XVII в. // ЗНТШ. 1905. Т. 64. С. 163.
99) Скрынников Р. Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1980. С. 70; Сахаров П. П. Белое рабство на Дону // Донская церковная старина. Новочеркасск, 1911. Вып. 3. С. 143.
100) Кулиш П. А. История... Т. 1. С. 99.
101) Там же. С. 69.
102) Попов X.Материалы для истории Войска Донского // СОВДСК. С. 169-171.
103) Собеский Я.Указ. соч. С. 89.
104) Краснов Н. Исторические очерки... № 1. С. 88.
105) См.: ДАИ. С. 169-171.
106) Сулин И. Краткое описание станиц Области Войска Донского // ДЕВ. 1890. № 4, 5, 17, 19; 1891. № 20; 1892. № 6; 1893. № 13, 23; 1894. № 4, 6, 16.
107) Попко И. Указ. соч. С. 109.
108) Собеский Я. Указ. соч. С. 92.
109) Эварницкий Д. И.История... С. 276. См.: Ригельман А. Летописное повествование о Малой России. М., 1848. Ч. 1. С. 17.
110) Эвлия Челеби. Указ. соч. Вып. 1. С. 123.
111) Быкадоров И. Ф.История... С. 167.
112) Сементовский Н. Указ. соч. С. 7.
113) Ригельман А. Указ. соч. С. 17.
114) Сухорукое В. Д. Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетиях // Русская старина. Спб., 1824. С. 214.
115) Стрейс Я. Я. Три путешествия. М., 1935. С. 363.
116) Веселаго Ф. Ф. Указ. соч. С. 63.
117) Стрейс Я. Я.Указ. соч. С. 364-366.
118) Апанович О. М. Запорізька Січ у боротьбі проти турецько-татарської агресії. Київ, 1964. С. 43; Абрагамович З. Старая турецкая карта Украины с планом взрыва днепровских порогов и атаки турецкого флота на Киев // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. М., 1969. Вып. 2. С. 85; см. также статью Ю. А. Мыцыка в настоящем сборнике.
119) ДД. Кн. 2. С. 919.
120) Правдин Д. Исторический очерк Усть-Медведицкого Спасо-Преображенского девичьего монастыря Донской области. Ярославль, 1885. С. 30 («часы и с перечасом на колокольне», как говорит монастырская летопись).
121) Левитский Г. Старочеркасск и его достопримечательности // ДЕВ. 1870. № 6. С. 178. Об этих часах см. также: Лаврский Н. Черкасск и его старина. М., 1917. С. 6. [132]
122) ДД. Кн. 1. С. 333.
123) Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1962. Т. 3. С. 177.
124) ЗОС. Ч. 1. С. 59.
125) ДАИ. С. 171.
126) Дружинин В. Г. Раскол на Дону в конце XVII века. Спб., 1889. С. 60.
127) ДАИ. С. 120, 290.
128) Боплан Г. Описание... (1832). С. IX.
129) Бантыш-Каменский Д. История Малой России. М., 1830. Ч. I. Примеч. С. 22.
130) Боплан Г. Описание... (1832). С. 64.
131) Боплан Г. Описание Украины // МЮР. С. 345; Боплан Г. Описание... (1901). С. 26.
132) Грушевский М. История украинского козачества до соединения с Московским государством. Киев, 1913. Т. 1. С. 381.
133) См.: Висковатов А. Указ. соч. С. 65; Ознобишин Е. Указ. соч. С. 47; Эварницкий Д. И. История... С. 539; Апанович Е. М. Запорожское войско... С. 242; Разин Е. А. Указ. соч. С. 300; Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция... С. 90; Мавродин В. В. Указ. соч. С. 147; Алекберли М. А. Указ. соч. С. 136. Отсылки на переводы были даны ранее.
134) Боплан Г. О Крыме и украинских казаках в XVII веке // Сев. архив. 1825. № 11. С. 325; Бантыш-Каменский Д. Указ. соч. С. 346; Боплан Г. Описание... (1832). С. 43; Боплан Г. Описание... (1901). С. 20; Боплан Г. Описание... (1896). С. 330. В польском переводе это нюрнбергские часы (Eryka Lassoty i Wilhelma Beauplana opisy Ukrainy. Warszawa, 1972. S. 128), согласно Л. Подгородецкому — нюрнбергский компас (Podhorodecki L. Op. cit. S. 26), по украинскому переводу П. Шевалье, следовавшему во многом за Бопланом, — буссоль или солнечный квадрант (Шевалье П. Шевалье П. Історія війни козаків проти Польші. Київ, 1960. С. 60) и др.
135) Боплан Г. Морські походи козаків // Історія України в документах і матеріалах. Київ, 1941. Т. 3. С. 76; Боплан Г. Опис України // Жовтень. 1981. № 4. С. 77.
136) Boauplan. Ciekawe opisanie Ukrainy Polskiey i rzeki Dnipru // ZPH. 1822. T. 3. S. 378; Eryka Lassoty... S. 142. Так же в работе В. Серчика (Serczyk W. A.Op. cit. S. 119); y И. Чарновского — просто компас (Czarnowski J. Ukraina i Zaporoze. Warszawa, 1854. T. 1.S. 15) и т. д.
137) Beauplan de. A. Description of Ukraine // ACollection of Voyages and Travels. L., 1704. Vol. 1.P.592; Le Vasseur sieur de Beauplan W. Beschreibung der Ukraine, der Krim und deren Einwohner. Breslau, 1780. S. 82.
138) Beauplan de. Descriptio Ukrainae // Historiarum Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae. Varsaviae, 1769. T. 2. P. 69, 62.
139) Beauplan de. Description d'Ukranie // Roiien, 1660. P. 57.
140) Боплан Г. Описание... (1901).С. 26.
141) Исторические песни XIII—XVI веков. М.: Л., 1960. С. 545.
142) Головачев В. Указ. соч. С. 121.
143) Головачев В., Лащилин Б. Народный театр наДону. Ростов н/Д, 1947. С. 48-50, 75-76, 84-85.
144) Эварницкий Д. И. История... С. 316; ЗОС. Ч. 2. С. 153.
145) Листопадов А. Указ. соч. М., 1951. Т. 3. С. 226.
146) Ш. Старовольский, правда, писал, что запорожцы плавали вдоль берегов (Starovolsci S. Eques Pol onus. Venetiis, 1628. P.62), но и он, вообще говоря, не утверждал, что это делалось без инструментов; ошибочное мнение Старовольского проистекало, видимо, из постоянных нападений казаков на порты и другие прибрежные пункты. [133]