Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.


К разделу Китай

(277/278)

Кожин П.М.
Об иньских колесницах

Ранняя этническая история народов Восточной Азии. М., 1977.
(277/278) – граница страниц.

Колесница1) появляется в иньском Китае внезапно [Li Chi, 1957; Cheng Te-k'un, 1960; Watson, 1966; Васильев, 1964; Киселев, 1960; Крюков, 1964]. Ее появлению в погребальных комплексах иньской столицы [Dewall, 1964] не предшествуют местные формы колесного транспорта (ср. легендарные данные [Фань Вэнь-лань, 1958, 25]). Тягловые животные также распространяются только в шан-иньское время; лошадей иньское население получало с севера [Крюков, 1964, 98, 99].

Однако ко времени появления колесниц ведущие компоненты, формирующие основы цивилизации, уже были представлены в бассейне Хуанхэ. Земледельческая экономика создала предпосылки для формирования протогородских центров. Технический прогресс достиг уровня оформления ремесленного производства. Его показателями являются градостроительство, устройство сложных погребальных сооружений, стандартизация орудий труда и предметов быта. В гончарстве чжэнчжоуских комплексов уже была достигнута стандартность форм и размеров керамики. Разрабатывались приемы обработки глины (формовка сосудов из отдельных крупных частей, отделка поверхности резьбой и мелкой штамповкой), легшие в основу технологии изготовления глиняных моделей бронзовых художественных изделий [Васильев, 1961, 49; Barnard, 1961] инь-чжоуского времени. Температура керамического обжига приблизилась к точкам плавления меди и бронзы. Появились образцы металлического литого оружия. Социальная дифференциация, отразившаяся в разнообразии погребальных обрядов, в частности в появлении захоронений, сопровождавшихся человеческими жертвами, свидетельствует о формировании начальных государственных институтов, регулировавших экономическую жизнестойкость этнокультурного массива, исторически известного как «государство Шан-Инь» [Крюков, 1967; 1972; Васильев, 1970].

Надписи из иньской столицы свидетельствуют о частых военных столкновениях Инь с соседними этнокультурными (278/279) группировками. Исторические данные указывают на длительные вооруженные конфликты и контакты Инь и Чжоу [Сыма Цянь, 1972]. Можно полагать, что окружавшие иньское государство этнокультурные группировки, возникшие на той же экономической подоснове, что и Шан-Инь, были близки последнему по уровню технического и социального развития. В такой обстановке ведение «династийных» войн неизбежно предрасполагало к активному совершенствованию военной техники.

Появление колесниц в этот период исторически вполне закономерно, но самостоятельными техническими открытиями иньских ремесленников абсолютно не подготовлено. Конструкция колесниц, сбруйные, уздечные наборы, способы запряжки и управления лошадьми находят аналогии в параллельных явлениях ближневосточного и средиземноморского центров древних цивилизаций [Nagel, 1966; Wiesner, 1968]. Находка сравнительно хорошо сохранившейся колесницы в могиле 175 из Дасыкунцуна позволяет провести довольно полное сравнение западных и восточного типов колесниц.

Основными показателями единства происхождения колесниц являются: наличие дышла, его изогнутая форма, размещение кузова на перекрестьи оси с дышлом, применение ярма-перекладины и ярм-рогаток [Кожин, 1969, 33-34], одевавшихся на шеи лошадей, способ прикрепления ярма к дышлу, применение колес со спицами, неподвижной оси и вращающихся колес, изготовление длинных трубчатых втулок колес, применение чеки, предупреждающей соскакивание колеса с оси, широкое использование металлических деталей, изготовление фигурных наверший дышла. Одинаковое техническое решение основных конструктивных узлов колесницы является несомненным показателем единства происхождения этого вида вооружения, ибо последующее развитие локальных разновидностей повозок (в частности, появление в самом Китае в ханьское время запряжки в оглобли) показало, что при независимом возникновении и развитии форм колесного транспорта были возможны и неизбежны различные способы решения одних и тех же технических задач [Кожин, 1968; 1969].

Приоритет Западной Азии в разработке конструкции колесниц с лошадиной запряжкой выявляется отчетливо, так как изобретению указанного типа колесницы в этом регионе предшествовало длительное развитие повозки-колесницы, связанной первоначально с бычьей запряжкой, а через нее с древнейшими типами упряжного плуга, грядиль которого явился прототипом дышла. Первоначальное применение быков для пахоты и транспортировок предопределило на многие тысячелетия употребление в упряжках ярма в сочетании с дышлом. Ярмо — основная деталь древней запряжки — предоставляло оптимальные удобства при использовании быков, но применение его для запряжки лошадей было сопряжено с рядом затруднений. Необходимо было (279/280) резкое увеличение поголовья табунов, так как лошади быстро погибали от работы под ярмом. Требовалось отбирать лошадей с понурой шеей, для которых ношение ярма наименее вредно. Однако такие лошади медлительны и неповоротливы, поэтому необходима была специальная регулярная тренировка лошадей. Несовершенство сбруи и жесткое скрепление дышла с ярмом вело к частым авариям, связанным с переломами дышла. Кроме того, необходимость очень прочного закрепления ярма строго перпендикулярно дышлу часто приводила к утяжелению повозки, а это было нежелательно, ибо при низкой тягловой способности лошади в запряжке под ярмо максимальную мобильность колесницы, необходимую в боевых действиях, могло обеспечить только облегчение веса повозки. Лишь стойким техническим консерватизмом можно объяснять длительное сохранение ярма при запряжке лошадей, особенно в Китае, где недостаток конского поголовья остро ощущался на протяжении всего исторического периода.

Малое число сохранившихся в натуре частей древнейшей ременной конской сбруи, уздечек и упряжи вынуждает судить о ней преимущественно по изображениям лошадей или по костяным и металлическим деталям. Это в основном части уздечных наборов. Изображения лошадиных голов на бронзовых изделиях иньского времени подтверждают сходство основного типа иньских и некоторых ближневосточных уздечек. Иньские находки свидетельствуют о применении мягких удил с пластинчатыми бронзовыми псалиями (трензелями), которые закреплялись на морде лошади сверху и снизу при помощи подбородочного и напереносного ремней, сжимавших морду, как намордник [Кожин, 1970].

Нельзя, правда, исключить применение в иньское время настоящих ременных или веревочных намордников, тем более что они известны на Ближнем Востоке в древнейших запряжках эквидов, а в Китае — в чжоуское время.

Однако при явной конструктивной близости ближневосточных и дальневосточных колесниц в них самих, а также в конской сбруе и упряжи есть некоторые существенные различия, которые можно оценивать как модификации, появившиеся в процессе распространения этой формы вооружения с Ближнего Востока через азиатские степи в Китай. Так, у западных колесниц отсутствуют металлические навершия осей (наосники). Позднее XV в. до н.э., как можно видеть по сохранившимся в Египте образцам колесниц и многочисленным профильным их изображениям, ось у западных колесниц все дальше отодвигается к заднему краю кузова. Такое перемещение оси переносило на дышло основную тяжесть кузова, который раскачивался на дышле, как на лежачей рессоре. Однако у иньских и чжоуских колесниц ось неизменно проходит под серединой кузова. В некотором роде такое размещение кузова указывает на terminus (280/281) ante quem для отделения прототипов иньских колесниц от основного типа ближневосточной колесницы.

Впрочем, размещение кузова на дышле возможно в основном при использовании боевых колесниц на равнинах, так как на пересеченной каменистой местности перенос центра тяжести колесницы на дышло был опасен и для лошадей и для седоков: дышло еще часто ломалось и своей резкой вибрацией на ухабах беспокоило и даже калечило лошадей [Кожин, 1966]. Однако у древнекитайских колесниц ось никогда не смещалась в заднюю часть кузова. Это подтверждает, что данный технический прием был полностью неизвестен в долине Хуанхэ, ибо иначе можно было ожидать применения колесниц с осями, расположенными различным образом, как это, в частности, представлено на египетских рельефах XIII в. до н.э., изображающих битву войск Рамзеса II с хеттами под Кадешем. Не зафиксировано в Западной Азии применение постромок и тем более вальков в форме миниатюрных бычьих ярм, систематически встречающихся в иньских комплексах. В «Шицзине» неоднократно упоминается кольцо, в которое продевались вожжи. Археологически эта деталь не зафиксирована. Однако можно допустить, что кольцо было ременным, а наличие такого распределителя для вожжей хотя бы в период создания песен «Шицзина» связывает способ управления лошадьми в древнем Китае с управлением древневосточной бычьей запряжкой (и древней запряжкой эквидов), где применялись бронзовые двухкольчатые распределители, укреплявшиеся на дышле.

В иньских и чжоуских комплексах помимо намордников и строгих уздечек применялись уздечки с костяными столбчатыми псалиями. Для этих последних характерно отсутствие центрального отверстия, в которое продевался ремень узды. Ремень обвязывали вокруг центральной части псалия, на которой для этой цели был сделан специальный желобок [И цзю у ба.., 1961, 73, рис. 9]. Применение в культуре с высокоразвитой металлургией КОСТЯНЫХ псалиев объяснимо лишь глубокой традицией, идущей от кочевых номадов Центральной Азии, не связанной непосредственно с традицией взнуздывания лошадей, существовавшей у ближневосточных народов.2) К этой же номадной среде восходит применение мягких удил в иньской и чжоуской упряжи. Во второй половине II тысячелетия до н.э. на Ближнем Востоке и в Средиземноморье распространяются повсеместно бронзовые одно- и двусоставные удила.

Применение в Инь только мягких удил также свидетельствует о ранней потере связей между иньским и ближневосточным коневодством. В Китае бронзовые двусоставные удила с крупными внешними кольцами появились лишь близко к середине I тысячелетия до н.э., знаменуя собою, как и некоторые формы вооружения (мечи, трехлопастые стрелы, колчанные крюки и пр.), новый опосредствованный номадами контакт с переднеазиатским (281/282) и скифо-сибирским миром. Характерно, что пластинчатые псалии с шипами на внутренней стороне пластины на Ближнем Востоке повсеместно, кроме Луристана, встречались только в ранних комплексах и были связаны с односоставными удилами из бронзы. Шипы псалиев при натягивании вожжей впивались в губы и щеки лошадей. Однако такая система управления лошадью оказалась малопрогрессивной, так как на мордах лошадей появлялись незаживающие раны.

Сравнительно скоро эта система сменилась двусоставными удилами с очень разнообразным набором псалиев, на которых шипы исчезли. При натягивании вожжей двусоставные удила, сгибаясь на средних петлях, углом выдвигались во рту лошади вперед, нажимая на нёбо. Этот болезненный нажим подчинял лошадь управлению, не нанося ей ран, поэтому такая система удил прочно и повсеместно утвердилась у коневодов на три тысячелетия [Littauer, 1969, 289-300]. Тот факт, что в Китае менее прогрессивная форма псалиев с шипами просуществовала более половины тысячелетия, дополнительно подтверждает отсутствие непосредственных контактов с коневодами Ближнего Востока во второй половине II тысячелетия до н.э.

На отсутствие прямых контактов с Ближним Востоком указывают и другие факты. Например, на колесницах ближневосточно-средиземноморского центра не зафиксировано наличия четырехугольной станины, лежавшей на перекрестье оси и дышла. Иньские находки подтверждают ее обязательное присутствие: на ней крепился кузов. Сравнивая колесницу из могилы 175 в Дасыкунцуне и находки в иньской столице (1958—1959 гг.) можно заметить, что эта станина первоначально имела форму почти квадратной рамки, а позднее превратилась в удлиненный прямоугольник, вытянутый вдоль оси [см. также Аньян синью сянь.., 25-26]. Это, видимо, предопределялось изменением формы кузова и способа его размещения. По обильным следам красного лака, покрывавшего несохранившиеся деревянные борта кузова, в могиле 175 Дасыкунцуня можно установить, что кузов колесницы имел форму, близкую в плане к квадратной. Углы квадрата приходились на ось и дышло. Находки в Чжанцзяпо, Шанцунлине и других пунктах указывают на то, что у чжоуских колесниц стороны кузова были попарно параллельны оси и дышлу. Ширина его вдоль оси постепенно увеличивалась, а расстояние между передним и задним краями сокращалось [Синь чжунго.., 1961, 58-59]. Таким образом, на колеснице из Дасыкунцуня возница должен был стоять впереди воинов, а на чжоуских колесницах все стояли в ряд. Следует отметить также у поздних колесниц удлинение оси в пространстве между колесами, благодаря чему понижался центр тяжести и увеличивалась устойчивость колесницы.

Изменение формы и положения кузова по отношению к ярму и дышлу, удлинение оси — все эти признаки следует включить (282/283) в число важных хронологических показателей при изучении знаков, обозначающих колесницу в инь-чжоуской письменности и при исследовании центрально- и среднеазиатских изображений колесниц. Вопрос о достоверной передаче реальных объектов в иньской и раннечжоуской письменной графике находится в стадии разработки, но ясно, что степень достоверности уменьшается в связи с унификацией и схематизацией знаков [Крюков, 1973, 30-31; Карапетьянц, 1972], что она неодинакова и при письме на различных материалах (надписи, сделанные на глиняных моделях и переведенные в бронзу, в ряде случаев могли точнее передавать объект, чем прямолинейно-угловатые процарапанные знаки на черепаховых панцирях).

В особенно тщательной разработке нуждается еще вопрос о точности изображения деталей в знаках, передающих такие сложные и многомерные образы, как колесница. Однако можно отметить уже сейчас, что сложная форма ярм-перекладин, зафиксированная неоднократно в надписях на бронзе и в гадательных надписях, должна иметь вполне реальный прототип. Наиболее полные из сложных рисунков ярм-перекладин изображают их в виде центральной прямой, пересекающей линию дышла. На ней углами намечены по обе стороны дышла ярма-рогатки [Сима Кунио, 1968].3) От каждого конца прямой поднимается Г-образный выступ. Возможно, что ярмо такого типа было у колесницы из могилы 20 сектора С Аньяна. Ярма-рогатки там есть только у двух коренников. Две другие лошади должны были идти в пристяжке. Вопрос о способе запряжки пристяжных неоднократно рассматривался в связи с упоминаниями о них в «Шицзине». Очевидно, ошейники пристяжных крепились ремнями к боковым изгибам ярма. Это создавало большие тягловые возможности у пристяжных, чем принято предполагать, исходя из других способов реконструкции пристяжки.

Четырехколесная боевая колесница выходит из употребления на Ближнем Востоке уже в конце III тысячелетия до н.э. Таким образом, остатки четырехколесной боевой повозки, зафиксированной в могиле 20 сектора С Аньяна [Shih Chang-ju, 1947, 16], где обнаружены четыре навершия осей, размещенных так, что они отмечают расположение передней и задней осей повозки, указывают также на глубокую древность западных связей.

Само применение квадриг в большем числе, чем парных запряжек (бига), также указывает на раннее прекращение связей с Ближним Востоком, ибо квадрига была там типична при запряжке эквидов, а с началом применения лошади вплоть до времени ассирийских походов I тысячелетия до н.э. безраздельно господствует бига. Среди центральноазиатских и южносибирских изображений, как и в Китае, в равной пропорции встречаются оба типа запряжек: биги и квадриги. В Гоби недавно обнаружены изображения запряжек тройкой, когда (283/284) пристяжная шла на длинном ремне [Волков, Гришин, 1970, 444; Кадырбаев, Марьяшев, 1973, 139-141]. В «Шицзине» есть указание на запряжку трех лошадей: возможно, что именно тройка обозначена в одной из раннечжоуских пиктограмм колесницы [Ло Чжэнь-юй, 1937, XIII, 7]. Сама пиктограмма колесницы, изображающая кузов, ярмо, дышло и колеса, в основном в плане, находит соответствия в наскальном искусстве Центральной Азии и Южной Сибири. Ближневосточные изображения повозок и колесниц, начиная с письменных знаков Урука IV-a (в дальнейшем колесница обозначалась фонетически), были исключительно профильные. Крито-микенские идеограммы колесниц также изображают их исключительно в профиль, иначе говоря, традиция древнекитайских изображений колесниц опять же не восходит к ближневосточной.

Характерное для древнекитайских колесниц широкое применение всевозможных колокольчиков и звонков в ближневосточной традиции до I тысячелетия до н.э. неизвестно. На Ближнем Востоке оно также может расцениваться как результат центрально- и среднеазиатских воздействий, восходящих к периоду ассирийских завоеваний. У европейских повозок-колесниц гальштаттского времени колокольчики, звенящие наосники, украшенные скульптурными изображениями птиц, и цепочки на чеках появляются еще позднее и определенно уже под воздействием ближневосточных культур.

Наконец, в наборах вооружения колесниц и некоторых деталях снаряжения иньских колесниц встречаются отдельные категории изделий («ярма»-вальки, некоторые разновидности ножей, сбруйные бляхи и пр.), которые имеют прямые аналогии в центральноазиатской и южносибирской культурах карасукского типа [Новгородова, 1970, 109; Членова, 1972, 179]. Показательно, что в этих культурах широко практиковалось литье некоторых категорий предметов по глиняной модели. Впрочем, в них же фиксируются и крайне отдаленные юго-восточные связи, которые отчасти могли идти и через иньский Китай. Они проявлялись в погребальном обряде (применение раковин каури, происходящих исключительно с Мальдивских островов, а также костяных и каменных подражаний им).

Специфика китайских колесниц и их упряжи, наличие у них особенностей, характерных для техники колесничного дела на Ближнем Востоке в первой половине II тысячелетия до н.э., свидетельствуют о том, что колесница в иньском Китае появилась благодаря контактам древнекитайских культур с какими-то мощными группировками центральноазиатского населения, воспринявшими колесницу в ранний период ее развития на Ближнем Востоке и развившими ее применительно к своим военным методам и целям. Однако самый факт заимствования колесницы, а тем более ее творческой модернизации, свидетельствует об очень высокой степени социально-экономического и (284/285) технического прогресса в рамках культуры, в которую внедряется этот вид боевого орудия [Wiesner, 1970, 191-194].

Внезапное появление колесниц с лошадиной запряжкой на Ближнем Востоке скорее всего свидетельствует о том, что тип конной колесницы не выработался веками, а был изобретен в каком-то из городских ремесленных центров Месопотамии или прилежащих к ней областей. Без высокоразвитой металлургии, без совершенных приемов деревообработки не мог быть создан такой сложный, прочный и легкий агрегат. К тому же изготовление колесниц должно было сразу стать массовым, так как только большое число колесниц, создание колесничного строя, обеспечивало целесообразное применение колесниц в бою. Не может быть сомнений в том, что в условиях древнего Двуречья (так же как на Крите и в Египте) изготовление колесниц и владение ими были централизованы. Однако массовое изготовление колесниц требовало и централизованного выращивания большого числа лошадей, постоянного их воспроизводства, регулярного и разнообразного тренинга [Kammenhuber, 1961], наконец, содержания постоянного контингента людей, занятых уходом за лошадьми, их тренировкой, т.е. значительных групп воинов-колесничих, воинов-профессионалов. Участие колесничной конницы в сражениях лишь тогда повышало боеспособность войск, когда пехота действовала согласованно с ней, т.е. требовалась профессиональная выучка пехоты. Давние традиции содержания армии в городах-государствах Ближнего Востока, в Египте, некоторых частях Греции удовлетворяли условиям, необходимым для создания конно-колесничного и пехотного войска.

Раскопки в последние десятилетия указывают на высокое развитие социально-экономических условий инь-чжоуского Китая к середине II тысячелетия до н.э., на появление предпосылок для заимствования колесницы, для ее регулярного употребления, для создания колесничного войска, новых войсковых подразделений, новых методов ведения боевых действий. Однако тем удивительнее (из-за малой археологической и исторической изученности центральноазиатских пустынь, полупустынь и предгорий) становится загадка тех народов, тех культур, которые, обладая достаточным уровнем социально-экономического и раннегосударственного развития, смогли перенести через бесконечные азиатские просторы на другой край цивилизованного мира заимствованный на Ближнем Востоке новый способ военных действий, армейской организации. Только предположительные догадки можно высказывать об этом народе-посреднике, оставлявшем на придорожных скалах изображения своих колесниц. Высокое развитие металлургии у населения, среди которого распространялись карасукские бронзовые изделия, позволяет надеяться, что дальнейшие исследования окончательно свяжут с этим народом долгий и многотрудный путь на Восток древнейших колесничных отрядов. (285/286)


1) Под колесницей понимается исключительно повозка, служившая в военных целях и для транспортировки привилегированных лиц.

2) Наиболее подробный обзор древнейших костяных и роговых псалиев на Западе дан в связи с неправильной интерпретацией туалетной палетки из слоновой кости как псалия в статье С. Фолтини [Foltiny, 1967].

3) Благодарю М.В. Крюкова за возможность ознакомиться с работами [Сима Кунио, 1967; Ло Чжэнь-юй, 1937; Аньян синью сянь..,], связанными с данной темой. Анализ знаков, обозначающих колесницу, представлен в статье, подготовленной нами совместно с М.В. Крюковым.


Васильев Л.С. Аграрные отношения и община в Древнем Китае, М., 1961.

Васильев Л.С. О роли внешних влияний в возникновении китайской цивилизации, — «Народы Азии и Африки», 1964, № 2.

Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае, М., 1970.

Волков В. В., Гришин Ю. С. Раскопки и разведки в Монголии, — в кн.: «Археологические открытия 1969 г.», М., 1970.

Кадырбаев М.К., Марьяшев А.Н. Каратауские колесницы, — в кн.: «Археологические исследования в Казахстане», Алма-Ата, 1973.

Карапетьянц А.М. Изобразительное искусство и письмо в архаических культурах (Китай до середины I тысячелетия до н.э.), — в кн.: «Ранние формы искусства», М., 1972.

Киселев С.В. Неолит и бронзовый век Китая, — «Советская археология», 1960, № 2.

Кожин П.М. Кносские колесницы, — в кн.: «Археология Старого и Нового Света», М., 1966.

Кожин П.М. Гобийская квадрига, — «Советская археология», 1968, № 3.

Кожин П.М. К вопросу о происхождении иньских колесниц, — «Сборник Музея антропологии и этнографии», Л., 1969, т. XXV.

Кожин П.М. О псалиях из афанасьевских могил, — «Советская археология», 1970, № 4.

Крюков М.В. У истоков древних культур Восточной Азии, — «Народы Азии и Африки», 1964, № 6.

Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев, М., 1967.

Крюков М.В. Система родства китайцев, М., 1972.

Крюков М.В. Язык иньских надписей, М., 1973.

Новгородова Э. А. Центральная Азия и карасукская проблема, М., 1970.

Сыма Цянь. Исторические записки, т. I, M., 1971.

Фань Вэнь-лань. Древняя история Китая, М., 1958.

Членова Н.Л. Хронология памятников карасукской эпохи, М., 1972.

Аньян синью сянь ди иньдай чема кэн (Яма с колесницей и конями, вновь обнаруженная в Аньяне), — «Каогу», 1972, № 4.

И цзю у ба и цзю у цзю нянь иньсюй фацзюэ цзяньбао (Краткий отчет о раскопках Иньской столицы в 1958 — 1969 гг.), — «Каогу», 1961, № 2.

Ло Чжэнь-юй. Саньдай цзицзинь вэньцунь (Собрание надписей на металле трех династий), Пекин, 1937.

Сима Кунио. Инке бокудзи соруй (Конкорданс иньских гадательных надписей), Токио, 1967.

Синь чжунго ди каогу (Археология в новом Китае), Пекин, 1961.

Barnard N. Bronze Casting and Bronze Alloys in Ancient China, — «Monumenta serica», Monograph XIV, 1961.

Cheng Te-k'un. Archaeology in China, vol. 2, Cambridge, 1960.

Dewall M. von. Das Pferd und Wagen in Alten China, Berlin, 1964.

Foltiny S. The Ivory Horse Bits of Homer and the Bone Horse Bits of Reality, — «Bonner Jahrbücher», Bonn, 1967, Bd. 167.

Kammenhuber A. Hippologia Hethitica. Wiesbaden, 1961.

Li Chi. The Beginnings of Chinese Civilization, Seattle, 1957.

Littauer M. A. Bits and Pieces, — «Antiquity», 1969, vol. XLIII, № 172. (286/287)

Nagel W. Der mesopotamische Streitwagen und seine Entwicklung im ostmediterranen Bereich, Berlin, 1966.

Shih Chang-ju. Recent Discoveries at Yin-hsu with a note on the stratification of the cite, — «Чжунго каогу сюэбао», 1947, т. 2.

Watson W. Early civilization in China, London, 1946.

Wiesner J. Fahren und Reiten, — «Archaeologia homerica», Göttingen, 1968, Bd 1, Kap. F.

Wiesner J. Zum Stand der Streitwagenforschung, — «Acta praehistorica et archaeologica», Berlin, 1970, Bd. 1.


























Написать нам: halgar@xlegio.ru