Система Orphus
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Пантикапей. Боспор. Керчь. Материалы международной конференции. 2000 г.
[126] — конец страницы.
Сканы предоставила Юлли.

Юрочкин В.Ю.
Готы-трапезиты на пограничье Боспора

Без упоминания о готах-тетракситах, или трапезитах, не обходится ни один экскурс в раннесредневековую историю Боспора. Хотя в этой проблеме еще много «белых пятен», неясностей и просто недоразумений, сейчас вряд ли есть основания сомневаться в присутствии древнегерманского компонента в населении восточной Таврики. Из несколько путанного (но не значит недостоверного) рассказа византийского историка Прокопия Кесарийского, помещенного в 4-й книге «Войны с готами», явствует только то, что эти «готы» жили в районе Керченского полуострова на сопредельной с Меотидой территории (т.е. в Восточном Крыму), а затем, около середины V в., после возвращения гуннов из Европы, разделили с ними судьбу «вечных странников», переселившись на Азиатский берег Боспора Киммерийского (Proc. BG. IV. 5/17-27). В списках трудов Кесарийца представлены две версии написания этого загадочного этнонима: трапезиты (τραπεξιται) и тетракситы (τετραξιται). Это странное обстоятельство обычно принято рассматривать как результат досадной ошибки средневековых переписчиков. Если наименование тетракситы не получило сколько-нибудь достоверного объяснения, то трапезиты ассоциируются, прежде всего, с топонимом Трапезус, понимаемым как «столовая гора». Так, А.А. Васильев и ряд других авторов видел в Трапезусе, упоминаемом Страбоном, современный Чатырдаг.1) И.С. Пиоро полагал, что имя трапезиты, в приложении к восточнокрымским готам, является данью исторической памяти об удачном походе их предков на малоазийский Трапезунд в 257 г.2) Недавно Т.М. Фадеева высказала мнение, как бы соединяющее оба варианта этнонима, а соответственно и древнего топомима, сопоставляя реальную «столовую гору» Трапезус и магическую фигуру «тетракис» (τετρακις), в геометрическом отображении составлявшего [126] неправильный четырехугольник, стороны которого кратны первым четырем порядковым цифрам.3)

По поводу локализации «тетракситов-трапезитов» Прокопия, равно как и места их противостояния гуннам, нет единого мнения. Для нас чрезвычайно важен тот факт, что топоним Трапезус неоднократно упоминается в позднеантичных раннесредневековых источниках (карта из Дура-Европос, Иордан, «Космография» Равеннского Географа, Певтингерова таблица, ал-Идриси), при этом он не смешивается с малоазийским городом Трапезундом, а помещается составителями на Северном берегу Черного моря. Иордан и Равеннский Географ причисляют Трапезус к боспорским городам, хотя не исключено, что при наличии общей традиции, ассоциирующей Трапезус с некой столовой горой в Таврике, авторы понимали под этим названием различные топонимы. О северопонтийском Трапезунте как о топониме, соответствующем более традиции, нежели историко-географическим реалиям, пишет А.В. Подосинов.4) В стремлении разобраться в происхождении готов-трапезитов и их роли в истории позднеантичного и раннесредневекового Боспора, на мой взгляд, важно сопоставление нарративных источников с археологическим контекстом и проведение ретроспективного анализа археологических реалий, позволяющих установить первоначальное место размещения на Керченском полуострове. При этом за точку отсчета должна быть взята ситуация, современная Прокопию.

В результате открытия А.В. Дмитриевым в районе Новороссийска могильников типа Дюрсо5) удалось уловить «импульс» переселения некоего варварского населения из Крыма на юго-восток от Керченского пролива. Время возникновения памятников этого типа, около середины V в., как раз совпадает с отмеченным Прокопием фактом переселения готов-трапезитов. Действительно, материальная культура и частично погребальный обряд напоминает боспорский, хотя и свидетельствует о некотором своеобразии.

Проблема выделения в составе населения Боспорского царства германского элемента стоит довольно остро. Находки различных категорий инвентаря, которые с большой долей вероятности можно соотнести с древнегерманским наследием, были проанализированы в работе известного французского ученого М.М. Казанского.6) При этом надо учитывать, что памятники материальной культуры, довольно малочисленные, не всегда могут реально отражать со всей полнотой этнические процессы на полуострове, к тому же напрямую связанные с политической историей региона. И все же ряд открытий, сделанных в Крыму и за его пределами, позволяет хотя бы в общих чертах восстановить основные моменты истории германцев в Причерноморье. [127]

К их числу принадлежит находка в пределах цитадели на г. Опук, рядом с Киммериком, камня с четырьмя руническими знаками древнегерманского магического алфавита, так называемого «старшего футарка».7) Открытие памятника рунической эпиграфики заставляет вспомнить о неоднократно высказываемой гипотезе о соответствии рунического erilaR (т.е. мастер рунического письма) с таинственными герулами-эрулами, участниками морских походов второй половины III в. н.э. Восточные, или, точнее, «меотийские» герулы, становятся известны, прежде всего, в связи с «греческим походом» варваров 268-269 гг., начинавшегося с побережья Меотиды, к тому времени снискавшего у современников дурную славу «разбойничьего гнезда». В плане информации, заключенной в письменных источниках, герулы представляются неким образованием, а не племенем в обычном понимании, группой со слабыми родовыми связями, возможно полиэтничной, хотя и с германской подосновой, хранителем древнегерманских традиций, воинской магии и т.п. Скорее всего, это что-то вроде военной касты или союза мужчин-воинов (возможно, временного и не слишком прочного). Это вполне допустимо, если учесть, что в эпоху Великого переселения мастерское владение оружием и удачливость в походе заменяли кровное родство и сглаживали племенные различия. Впрочем, подобные касты обычно изнутри скреплялись магическими обрядами и тайнознаниями, посвящение в которые знаменовало разрыв с прежним племенным коллективом и вступление в воинский союз. Отсюда и «высокомерие» герулов-воинов, отмеченное Иорданом. Частью такого магического ритуала могло быть посвящение в тайны рун и ратного волшебства. В этой связи, нелишне вспомнить и давнишний вопрос о соотношении erilar-aerul-jarl (скандинавского социального термина, близкого, по своей сути, герулам в том виде, в котором они предстают в свете вышесказанного). В этом случае герулы, как сословие воинов, не обязательно должны были составлять моноэтничную группу: наоборот, «герулом» мог стать всякий посвященный, вне зависимости от происхождения. Отрадно отметить, что в последнее время «герульская тема» вновь привлекла внимание отечественных и зарубежных исследователей.8)

Особую важность приобретает также открытие в дельте Дона и на Арабатской стрелке неукрепленных поселений с черняховской керамикой (условно обозначенных как памятники типа Рогожкино9)). Есть основания рассматривать их как временные базы варваров, где последние группировались для совершения через Керченский пролив походов в провинции Римской империи. Археологический материал с поселений и из сопровождающих их могильников датируется около середины III - середины IV в. [128]

Показательна также близость материальной культуры и погребального обряда некрополей IV-V столетий с территории Боспора10) и Юго-Западного Крыма (памятники группы «Озерное-Инкерман»11) и ранний горизонт могильников группы «Скалистое-Лучистое»12)), что, как представляется, свидетельствует о схожести протекавших здесь этнических процессов и родстве оставившего их населения. Все эти наблюдения, на мой взгляд, дают основу, если не для реконструкции этнической ситуации, то, по крайней мере, для создания гипотетической модели развития событий в этом регионе с учетом политики Боспорского царства.

Как известно, поход 275 года, предпринятый «многими варварами с Меотиды», вторгшимися в малоазийские провинции, в конечном итоге потерпел фиаско. Поражение им нанесли римские войска императора Тацита (275-276 гг.). Черту под варварскими набегами, вероятно, подвели уже не римляне, а боспорцы, в лице базилевса Тейрана (275-278), представителя старой династии Тибериев-Юлиев, наследника проримских традиций.13) Свидетельство этой замечательной победы, спасшей государство, отягощенное опасным соседством с меотийскими варварами, - надпись в честь удачливого венценосца-триумфатора (КБН № 36). А если так, то характер взаимоотношений «меотийских варваров» с Боспором должен был в это время круто измениться. Правительство Рискупорида IV (242-276 гг.) в смутное время «готских войн» довольно слабо контролировало ситуацию на границах, хотя и умело балансировало между «друзьями римлянами» и подступившим к границам варварским миром. Теперь же, после окончательной победы римского и боспорского оружия и последовавшим за этим окончанием «готских» войн, меотийские варвары должны были изменить свое отношение к Боспорскому царству и рассматривать его уже не как пассивный субъект причерноморской политики, а как серьезного противника, а в перспективе - потенциального союзника. Действительно, общность интересов обеих сторон проявилась позднее, в самом конце III столетия в правление Фофорса (285-308 гг.) или, возможно, еще при его предполагаемом предшественнике Хедосбии. Воцарение базилевсов с «негреческими» именами, надо думать, было обусловлено усилившейся варваризацией государства, которая, в конечном итоге, привела к победе на Боспоре проварварской партии, выразителем интересов которой и стал Фофорс, современник римского императора Диоклетиана (284-305 гг.). Дальнейшее изложение истории взаимоотношений Боспора и меотийских авторов мы встречаем у Константина Багрянородного, рассказывающего о нескольких херсонесско-боспорских войнах конца III - первой половины IV и участии в них «воинства Меотиды» на стороне [129] боспорских правителей (Const. Porph. De adm. Imp. 53). В результате, мы к концу III в. имеем иную, нежели ранее ситуацию: теперь уже не «меотийцы», изрядно потрепанные в войнах с римлянами, используют Боспор как свою ресурсную базу, а напротив, дружественный властитель привлекает их для реализации своих милитаристских замыслов. Аналогичную ситуацию фиксируем и позднее, в «константиновское» время, в первой половине IV в., когда «воинство Меотиды» (в котором можно видеть «меотийских герулов») используется боспорцами в войне с Херсонесом за передел границ и сфер влияния в Таврике. Оставшиеся «не у дел» воинственные меотийские варвары, уже не способные к самостоятельной политике, должны были искать в лице Боспора своего союзника. Этому способствовало и то обстоятельство, что создатель «империи готов» Германарих Великий (ок. 350/360-375 гг.), застал современных ему герулов живущими «близ Меотийского болота» и победил их (Iord. Get. 117-119), разорив «меотийскую вольницу». Вероятной причиной конфликта послужило то, что воинственные и слабо управляемые герулы создавали потенциальную угрозу его державе.14) Этот факт дает право считать, что герулы оставались обитателями меотийского побережья весь период между 270-360 гг. Как известно, большинство находок предметов на Боспоре, типичных для материальной культуры германцев, относится именно к IV столетию. Думается, они могли быть занесены на Боспор герулами, осевшими здесь в период и после херсоно-боспорских войн конца III - второй четверти IV вв. Как следует из рассказа Константина Багрянородного, архонт Херсонеса Фарнак, по окончании неудачной для Боспора войны (после 328 г.), переселил в сопредельные с Херсонесом районы часть боспорского войска,15) в числе которых были, надо полагать, и представители «воинства Меотиды» - герулы. Со второй четверти IV в. на Боспоре и в Юго-Западном Крыму распространяются во многом сходные могильники. Это близкородственное боспоро-аланско-герульское население, размещенное на границах Херсонеса и Боспора и стало, на мой взгляд, залогом стабильной ситуации в Таврике, вплоть до гуннского вторжения. Расселение на границах варваров в это время находилось в русле политики Константина Великого, основные черты которой копировались и на окраинных землях, и в этом нет ничего удивительного. Потомки этих двух групп населения, как представляется, стали основой для формирования исторических готов страны Дори (в Юго-западном Крыму) и готов-трапезитов - в Восточном.16) Вопрос о соотношении прежних герулов и последующих «готов» в принципе разрешим: сам Иордан причисляет герулов к «готскому народу», а если так, то в представлениях византийцев сопоставление тех и других вообще могло казаться естественным. Не исключено, что здесь [130] сказалась и христианизация боспорских германцев в связи с «реанимацией» Готской епархии.17) Действительно, утратив свою сущность, герулы, став федератами Боспора и Херсонеса, всего лишь «компонентом населения», собственно «герулами» в старом значении быть перестали. Сохранив память о своей первоначальной германской подоснове (а многие из них или их «предков» действительно могли быть выходцами из остготского мира), герулы этого времени уже всецело ассоциировали себя с готами, имя которых, в какой-то степени, стало теперь уже, особенно у византийцев, нарицательным, как бы синонимом федераты, без особого разбора их действительного этнического состава. Важно отметить, что Константин Багрянородный прямо указывает на то, что после третьей херсоно-боспорской войны граница прошла по Киммерику. Мне представляется, что как и в случае с областью Кафа, под Киммериком (Киберником у Константина) следует понимать не только древний город (разрушенный во 2 пол. III в.), а некую область, прилегающую к Узунларскому валу, фланкированному с юга крепостью на г. Опук. Показательно, что недавно при раскопках участка вала в районе Савроматия были отмечены следы его реконструкции в позднеантичную эпоху, вероятно в связи с устройством новой границы владениями государства.18) К тому же времени относится возведение на г. Опук мощной цитадели, ставшей, надо полагать, укрепленным центром пограничных федератов. Именно тут и найдена руническая стела. Сама гора Опук - место довольно необычное для Восточного Крыма. Это наивысшая точка Керченского полуострова, хорошо заметная с суши и с моря, внешний контур которой действительно напоминает «плоский стол». Учитывая эти обстоятельства, кажется возможным допустить, что именно в этом месте и стоит локализовать загадочный Трапезус, с основной базой пограничных варваров: готов-трапезитов. Известный рассказ Прокопия о противостоянии в середине V века готов-трапезитов и гуннов, в таком случае, в литературной форме отражает факт защиты федаратами Узунларского оборонительного рубежа. Заманчиво принять версию А.А. Масленникова, считающего, что это знаменательное событие произошло в районе м. Казантип, где Меотида действительно образует залив «в виде полумесяца», и считать, что намерение трапезитов «устроить преграду из щитов» - лишь литературный оборот, отражающий попытку организовать фронтальную оборону по линии Узунларского вала.19) Такая версия о локализации первоначального Трапезуса на г. Опук нисколько не противоречит мнению Э.Я. Николаевой,20) помещавшей Понтийский Трапезунт на Ильичевском городище на Тамани. Здесь действительно расположена крепость VI в., гарнизон которой, судя по находкам, состоял из варваров, также являвшихся федератами Боспора. [131]

Возможно, после переселения готов-трапезитов на восточный берег Керченского пролива сюда была перенесена и главная их военная база, с соответствующим переносом старого названия Трапезус, хотя оснований к тому, кроме традиции, в общем-то, уже не было. Подчеркну в заключение, что подобная реконструкция лишь схема, в которой еще много белых пятен, заполнению которых, хочется надеяться, послужат новые исследования на полуострове.

P.S. Если принять не магическое, а буквенное толкование опукской рунической надписи, то она будет читаться приблизительно как «ThPRA». Заманчиво усмотреть в этом начальные буквы слова Трапезус: хотя, не считая себя специалистом в области древнегерманских языков и рунической эпиграфики, не рискну это утверждать. Возможно, здесь простое совпадение. И все же...?




1) Васильев А.А. Готы в Крыму // Известия Российской академии истории материальной культуры. Пг. 1921. Т. 1. Ч. 1. С. 65-79.

2) Пиоро И.С. Крымская Готия. К. 1990. С. 54-55.

3) Фадеева Т.М. Крым в сакральном пространстве. Симферополь, 2000. С. 220-225.

4) Подосинов А.В. Черное море в картографической традиции античности и раннего средневековья. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1996-1997. М, 1999. С. 220-225.

5) Дмитриев А.В. Раннесредневековые фибулы из могильника на реке Дюрсо. // Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков. М, 1982; Дмитриев А.В. Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска // СА. 1979. № 4.

6) Казанский М.М. Готы на Боспоре Киммерийском // 100 лет черняховской культуре. К. 1999.

7) Голенко В.К., Юрочкин В.Ю., Синько О.А., Джанов А.В. Рунический камень с г. Опук в Крыму и некоторые проблемы истории северопричерноморских германцев // Древности Боспора. М. 1999. Вып. 2.

8) Лавров В.В. Герулы в Причерноморье // Stratum+ ПАВ. Кишинев, 1997. Наименование Руси (герульская версия). Спб. 2000.

9) Гудименко И.В. Этнополитическая ситуация на Нижнем Дону в эпоху готских походов (по материалам поселений и могильников в дельте р. Дон) // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы. Тез. докл. VII Донской археологической конференции. Ростов-на-Дону. 1998; Магомедов Б.В., Кубишев A.I. Соляний промисел в пiзньоримський час на Пдисивашшi // Старожiтности Pyci-Украiни. К, 1994; Голенко В.К. и др. Рунический камень с г. Опук в Крыму... С. 85-86.

10) Засецкая И.П. Материалы Боспорского некрополя второй половины IV - первой половины V вв. // МАИЭТ. 1993. Т. 3.; Масленников А.А. Семейные склепы сельского населения позднеантичного Боспора. М. 1997; Масленников А.А. Грунтовые [132] некрополи сельских поселений Караларского побережья Восточного Крыма в первых вв. н.э. // Древности Боспора. М. 2000, Вып. 3.

11) Юрочкин В.Ю. Памятники группы «Озерное-Инкерман» в позднеантичном Крыму // Херсонес в античном мире. Историко-археологический аспект. Сборник материалов конференции. Севастополь, 1997.

12) Веймарн Е.В. Айбабин А.И. Скалистинский могильник. К. 1993; Айбабин А.И., Хайрединова Э.А. Ранние комплексы могильника у села Лучистое в Крыму // МАИЭТ. 1998. Вып. V.

13) Болгов Н.Н. Закат античного Боспора. Белгород, 1996. С. 31-32; Зубарь В.М. Северный Понт и Римская империя. К. 1998. С. 151-152.

14) Необитаемое «Дикое поле», простиравшееся на десятки километров между бассейном Меотиды и ареалом черняховской культуры («держава Германариха») является косвенным подтверждением напряженных отношений между воинами-герулами и земледельческими районами Поднепровья.

15) Зубарь В.М. Северный Понт и Римская империя. С. 153-160; Юрочкин В.Ю. Этнополитическая ситуация в позднеантичной Таврике в сочинении Константина Багрянородного и археологические реалии // Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья (К 100-летию Б.Н. Гракова). Запорожье, 1999. С. 281.

16) Речь идет, естественно, о смешанном населении, в материальной культуре и погребальном обряде которого доминируют черты, которые принято считать «сармато-аланскими». Однако письменные источники упорно называют жителей Юго-Западного Крыма готами. Приходится признать и то, что, учитывая довольно высокую степень исследованности этой территории, в общем-то, не осталось надежд на открытие некой локальной «чисто германской» группы населения. Поэтому в «готах» Дори все же приходится признать население, оставившее некрополи группы «Скалистое-Лучистое».

17) Юрочкин В.Ю. Боспор и православное начало у готов // Боспорский феномен. Греческая культура на периферии античного мира. Материалы Международной конференции. Спб, 1999. С. 331-332.

18) Ланцов С.Б., Голенко В.К. О западной границе Боспора в IV в. // Боспорский феномен. Греческая культура на периферии античного мира. Материалы Международной конференции. СПб, 1999.

19) Масленников А.А. Семейные склепы сельского населения позднеантичного Боспора. С. 43.

20) Николаева Э.А. Христианский комплекс юстиниановского времени на Боспоре // Проблемы истории Крыма. Тез. докл. конф. Симферополь, 1991. С. 82. [133]


























Написать нам: halgar@xlegio.ru