Система Orphus
Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам: Россия | Ганза

[115]

И. Э. Клейненберг.
Серебро вместо соли.
Элементы раннего меркантилизма во внешнеторговой политике Русского государства конца XV — начала XVI века

История СССР, № 2, 1977.
[115] — начало страницы.
OCR Bewerr

Под меркантилизмом обычно понимают как экономическую политику европейских государств периода разложения феодализма, когда натуральное хозяйство сменяют товарно-денежные отношения, так и экономическое учение, пытавшееся обосновать эту политику. Начало меркантилистской политики в наиболее развитых странах (Англии, Италии) прослеживается с конца XIV в., попытки же ее теоретического осмысления появились в литературе лишь в XVI в. Термином «меркантилизм» часто недифференцированно обозначают две качественно различные стадии этого явления, которые в разных странах в зависимости от темпов их развития продолжались неодинаково. К. Маркс и Ф. Энгельс строго различали эти две стадии, называя ранний меркантилизм монетарной системой, а развитой, поздний — меркантилистской системой. Общим для «их является то, что богатство государства отождествляется с деньгами и поэтому главной экономической задачей считается привлечение в страну денег (серебра и золота), причем ведущая роль в решении хозяйственных проблем отводится административным методам; принципиальное же различие между ними состоит в том, что монетаристы концентрировали свое внимание только на сфере обращения, на превращении продукта в товар, т. е. в деньги, в которых они видят только средство для финансирования деятельности государства, а не потенциальный капитал, в то время как поздние меркантилисты стали уже интересоваться торговой прибылью и в более развитой меркантилистской системе товарное обращение было дополнено таким важнейшим фактором, как товарное производство.1) В соответствии с этим в монетарной системе декларировалось как средство для привлечения денег соблюдение денежного баланса во внешней торговле, а в меркантилистской — активного торгового баланса.

История возникновения и развития меркантилизма в России исследована еще недостаточно полно. Хорошо изученным является только XVIII век, когда принципы позднего меркантилизма нашли широкое применение в экономической политике Петра I и последующих правительств. Оригинальное изложение идей меркантилизма применительно к русским условиям сделано И. Т. Посошковым.2) Что же касается наличия элементов меркантилизма в XVII в., то С. М. Троицкий осторожно пишет, что таковые «усматриваются некоторыми исследователями уже в хозяйственных мероприятиях правительства царя Алексея Михайловича», и называет А. Л. Ордина-Нащокина как наиболее значительного [116] представителя его ранней монетарной формы.3) Автором специальной работы по этому вопросу является К. В. Базилевич.4) Е. С. Козловский считает что экономические взгляды Ордина-Нащокина были «первым проявлением русского меркантилизма».5) Этот крупный государственный деятель не оставил после себя экономических трудов, но если проанализировать административные и законодательные документы, составленные под его руководством, а таковыми являются его псковские «памяти» и «статьи» о градском строении (1665 г.)6) и Новоторговый устав 1667 г.,7) то ясно видно, что часть из декретируемых в них мероприятий имеет монетарный характер, а часть может быть отнесена уже к позднему меркантилизму. Так, строгая регламентация торговли, которая должна была обеспечить активный денежный баланс, запреты вывоза за рубеж золота и серебра — характерные мероприятия монетарной системы, а протекционистский таможенный тариф, препоны покупкам иноземных предметов роскоши, попытки объединения купцов в торговые компании, организация мануфактурных производств носят уже характер позднего меркантилизма. Это позволяет определить русский меркантилизм середины XVII в. как переходное звено от монетарной к меркантилистской системе.

Наиболее раннее проявление монетарных принципов во внешторговой политике Русского государства А. И. Пашков усматривает в запрещении вывоза из страны денег и предметов, изготовленных из драгоценных металлов, объявленном в Таможенной грамоте для Новгорода Великого 1571 г.8) В публицистике XVI в. монетаристские взгляды содержатся в сочинениях И. С. Пересветова. В них он выступает как сторонник сильной центральной государственной власти, которая должна сконцентрировать все доходы от сборов в своей казне и выплачивать наместникам, судьям и войску не натуральное, а денежное жалование.9)

Настоящая работа имеет целью показать, что начало применения идей раннего меркантилизма (монетарной системы) во внешнеторговой политике Русского государства можно отнести к рубежу XV—XVI вв., если внимательно проанализировать мероприятия правительств Ивана III и Василия III по отношению к Ганзе, главному западному торговому партнеру Руси этого периода.

Внешнеторговая политика Русского единого государства, в особенности же его политика по отношению к Ганзе, вызывает у исследователей большой интерес. К наиболее примечательным акциям этой политики относятся, кроме закрытия в 1494 г. ганзейского торгового двора в Новгороде, также и последовавший вскоре после этого полный запрет ввоза соли на территорию Русского государства, отмена которого произошла лишь в 1514 г. Однако четко ответить, какую политическую цель преследовали эти мероприятия, ученые затрудняются. [117]

В свое время К. В. Базилевич подчеркивал, что нигде в источниках мы не находим ясно сформулированной (или даже названной) задачи, которую решал Иван III своими действиями по перестройке экономических связей России, проходивших по Балтийскому морю.10) Исследованию этой проблемы большое внимание уделено в монографии Н. А. Казаковой.11) В этом труде убедительно показано, что цели, преследуемые московским правительством, состояли, во-первых, в ликвидации монопольного положения и привилегий ганзейцев в балтийской торговле России и, во-вторых, в создании наиболее благоприятных условий для активной торговли русских купцов в Ливонии. Что же касается запрета ввоза в Русское государство соли, то Н. А. Казакова считает, что поскольку вместе с Новгородом под власть Москвы перешли берета Белого моря, где добывалась соль, то такое расширение соляных ресурсов, вероятно, и побудило русское правительство попытаться обойтись без импорта соли из-за рубежа, а так как такая политика объективно должна была стимулировать русские соледобывающие промыслы, то ее можно рассматривать как «одно из очень ранних проявлений русского протекционизма».12)

Отказ от ввоза ганзейской соли — одно из важнейших мероприятий из области внешнеторговой политики Русского государства этих лет. Это, несомненно, не изолированный акт, а органическое звено в цепи мероприятий русского правительства не только по отношению к Ганзе, но и к другим торговым партнерам России. Первое официальное упоминание запрета ввоза соли в источниках относится к 1498 г. Оно содержится в ответе великого князя на жалобу литовских послов о том, что вяземский наместник отобрал у смоленского купца Максима привезенную им соль. Оправдывая действия наместника, великий князь напоминает, что тот соль «взял в заповеди, что мы велели заповедати, не велели есмя ниотколе соли возити в свои земли».13) Аналогичное разъяснение получили ганзейские послы в 1510 г., когда они ходатайствовали о снятии запрета на импорт соли. Им дали ясно понять, что в стране достаточно собственной соли, что об этом уже просили великого князя польский король, татары, ливонские власти и правители Швеции и что всем им было отказано, поэтому и Ганзе не следует рассчитывать на другое.14)

Эти свидетельства очень важны для нас, так как они характеризуют запрещение импорта соли как широко задуманное мероприятие. Такое действие великокняжеского правительства должно оцениваться не только как акт внешнеторговой политики, но в равной мере и как акт внутренней экономической политики.

Для того, чтобы понять огромное значение запрета ввоза соли для купцов ганзейских и ливонских городов и для некоторых слоев купечества Новгорода и Пскова, необходимо вспомнить, какой удельный вес занимала в их деятельности торговля солью. А. Л. Хорошкевич принадлежит заслуга исключительно подробного изучения материалов о новгородско-ганзейской торговле солью.15) Картина, рисуемая этим [118] автором сводится к следующему. Добыча соли в Новгородской земле, главным местом которой была Русса, не могла еще удовлетворять спрос населения на нее. Поэтому к середине XIV в. соль, наряду с сукном и винами, стала одним из основных товаров ганзейского ввоза в Новгород.

В течение XV в ганзейские поставки соли в Новгород продолжали увеличиваться. Дело в том, что, с одной стороны, соль, в отличие от других ганзейских товаров, была товаром массового потребления, а с другой — растущий опрос на нее вызывался развитием ремесла, прежде всего кожевенного. Русские соледобывающие промыслы не могли полностью снабжать население и ремесло солью, поэтому она оставалась вплоть до XVII в. предметом ввоза в Россию. Причем следует подчеркнуть, что торговля солью была едва ли не самым выгодным занятием для немецких купцов. Перепродажа ганзейской соли составляла основу существования и большой группы русских купцов, например, новгородских прасолов.16) В торговле солью были заинтересованы не только купцы Новгорода; этот товар давал большую прибыль и псковским купцам, в начале XVI в. прилагавшим немало усилий для того, чтобы добиться снятия запрета торговли солью.17)

Из сказанного ясно, какое большое значение это мероприятие великокняжеского правительства должно было иметь для всех участников русско-балтийской торговли.

Объяснением причин запрета ввоза соли исследователи специально не занимались, они касались его лишь в связи с разработкой других сюжетов из истории отношений России со странами Запада этого периода. А. Л. Хорошкевич, например, считает запрет неудачной попыткой обойтись собственной солью, поэтому позже он был отменен, так как эта мера не учитывала уровня развития русской экономики и вызвала дружное противодействие русских и ливонских купцов.18) Аналогичной точки зрения придерживается и шведский ученый Свен Свенссон, хотя допускает, что запрет мог быть намеренным ударом по ливонским городам в момент заключения мирного договора с Орденом.19) Последнее главной причиной запрета считает Р. Кентманн.20) С приведенной выше гипотезой Н. А. Казаковой о протекционистском характере запрета совпадают объяснение, данное шведским ученым А. Аттманом,21) и частично точка зрения американца Т. Эспера, который вместе с тем оценивает запрет просто как прием экономического нажима при переговорах.22) Как дипломатический маневр рассматривается запрет также в диссертации шведа Э. Тильберга.23) [119]

Итак, интерпретации запрета ввозить на Русь соль сводятся в основном к трем версиям: во-первых, что это была попытка обойтись без ввоза соли в надежде на собственные соляные промыслы; во-вторых, что это мероприятие носило протекционистский характер и, в-третьих, что это был дипломатический маневр, даже предумышленный удар по торговле ливонских и ганзейских городов. Но у всех авторов следует отметить единое мнение о том, что недопущение импорта соли было мероприятием неудачным, что оно не дало желаемых результатов и что именно по этой причине оно было отменено при заключении торгового договора 1514 г.

В настоящей работе делается попытка дать принципиально иное толкование соляной политики Русского государства на рубеже XV—XVI вв. При этом мы ограничиваемся только внешнеторговым аспектом проблемы.

Стоящая перед нами задача осложнена тем, что по интересующему нас сюжету известны только два упомянутых уже официальных высказывания русских властей (1498 г. и 1510 г.).24) В них, однако, цель мероприятия не обозначена, в качестве же его причины приводится ссылка на достаточное количество соли в стране и волю государя. И это понятно, так как объяснение причин запрета давалось в ходе дипломатических переговоров, во время которых не было принято раскрывать карты.

Выяснение действительной причины запрета импорта соли представляет большой интерес. Ведь после изгнания ганзейцев из Новгорода, присоединения Пскова и постройки нового торгового города на Нарове — Ивангорода — русская балтийская торговля полностью переходила под контроль великого князя. Иван III окончательно порывал со старой, освященной традицией системой торговли боярского Новгорода с ганзейцами и ливонцами, так называемой «стариной».25) Отныне торговля с Западом должна была служить исключительно интересам молодого Русского единого государства и его правительства.

Что же не устраивало великокняжеское правительство в старой системе торговли с Ганзой? Что новое оно хотело внести в отношения со своими западными контрагентами? В широком плане на эти вопросы мы находим ответ в работах Н. А. Казаковой. Но запрет импорта соли — одного из важнейших товаров Ганзы — говорит еще и о другом, а именно — о намерении как-то изменить состав товаров ганзейского ввоза на Русь. Что же хотело великокняжеское правительство получить от Ганзы вместо традиционной соли?

Ответ на этот вопрос нам может дать анализ тех изменений в составе импортируемых с Запада товаров, которые произошли за 20 лет с момента закрытия немецкого двора в Новгороде в 1494 г. до его восстановления в 1514 г., т. е. за первый период руководства русской внешней торговлей на Балтике великокняжеским правительством. Эти изменения в ассортименте товаров могут нам показать, какие особые, дополнительные цели преследовали Иван III и Василий III, категорически закрывая свои границы для такого товара, как соль.

Нужно иметь в виду, что после изгнания ганзейцев из Новгорода торговля по издревле проторенному балтийскому пути не могла [120] прекратиться. Она была жизненной необходимостью как для России, так и для ганзейских городов. Примерно года через два торговля русских купцов с ливонскими и немецкими партнерами начала восстанавливаться в устье Невы, в Нарве, а в Пскове и Выборге она практически и не прерывалась. В связи с этим Ганза сочла возможным возобновить взимание фунтовой пошлины как с товаров, продаваемых в Россию, так и с вывозимых из нее. Однако введение этой пошлины не дало Ганзе желаемого финансового результата. Уже в 1499 г. магистрат Таллина пишет, что если «до сих пор (т. е. до момента закрытия ганзейского двора в Новгороде. — И. К.) пошлина с серебра и других товаров составляла большую часть суммы» ее поступления, то теперь купцы утаивают серебро как малогабаритный товар от сборщиков пошлины, сукна предпочитают везти в Нарву, минуя Таллин, через Ригу в Пярну, где фунтовая пошлина не взималась.26) В мае 1501 г. из Таллина сообщают, что поступления от пошлины так малы, что даже не покрывают расходов магистрата по ганзейским делам. Причиной такого положения в письме названо то, что главным предметом торговли к этому времени стало серебро, а купцы везут его русским мимо таллинского порта или же сухопутными дорогами.27)

Это для нас очень важное признание, исходящее от современников и крупных участников русско-ганзейской торговли этого периода. Мы узнаем, что серебро превратилось в главный предмет ввоза немецких купцов, что было новым явлением в русско-ганзейской торговле XV в. Дело в том, что если до последней трети XIV в. ганзейцы постоянно и охотно привозили серебро в Новгород, то с 1373 г. Ганза начинает издавать запреты на ввоз серебра в русские земли. Серебро перестает быть массовым традиционным ганзейским товаром. Причины того, почему Ганза оказалась несостоятельным поставщиком, А. Л. Хорошкевич видит в том, что, с одной стороны, во второй половине XIV в. начался сильный упадок горнорудного промысла в Германии, а с другой — быстрое развитие товарно-денежных отношений в самих ганзейских городах и их хинтерланде вовлекало во внутреннюю сферу обращения большое количество серебра, и торговые города были вынуждены принимать меры против отлива серебра в другие страны.28)

Если мы обратимся теперь к упоминаниям серебра как товара29) в ганзейской переписке, относящейся к началу 90-х годов XV в., то мы можем констатировать, что, несмотря на некоторое увеличение количества ввозимого в Новгород серебра, этот товар потерял по сравнению с серединой XIV в. свою популярность не только у ганзейских властей, но и у отдельных ее купцов. Те из них, которые открыто привозили в Новгород серебро, считали его невыгодным товаром, так как оно предназначалось на чеканку монеты, и русские власти требовали, чтобы весь металл передавался на переплавку новгородским присяжным лицам, причем засчитывалось в оплату только очищенное серебро, угар же шел в убыток продававшему.30)

Таково было положение с импортом ганзейцами серебра на Русь за три года до закрытия Иваном III двора св. Петра в Новгороде. Мы видим, что ни Ганза, как организация, ни купцы из входивших в нее городов, не были сильно заинтересованы в привозе этого товара в Новгород. [121]

Последовавшее в 1494 г. закрытие двора св. Петра в Новгороде, перенос места торговли между русскими и немцами в неганзейскую Нарву и последовавший вскоре затем абсолютный запрет привоза на Русь из-за рубежа соли в корне изменили условия русско-ганзейской торговли. В Нарве не требовалась очистка переплавкой продаваемого серебра, там также не взималась с него ганзейская фунтовая пошлина. Торговля серебром могла там вестись без особого контроля с обеих сторон, что обещало купцам большую прибыль. В результате этих новых условий торговли, по признанию самих ганзейцев, как мы видели выше, серебро стало главным товаром, привозимым немецкими купцами для продажи русским.

Но Ганза продолжала оставаться противником торговли серебром с русскими. В январе 1503 г., во время совещания ландтага очень ясно была высказана точка зрения ливонских сословий, в том числе и представителей городов, являвшихся членами Ганзы, на ввоз серебра в Москву и Россию. Ландтаг решил всеми силами бороться против постоянно происходящей продажи серебра русским, мотивируя свое решение с одной стороны, тем, что поставка серебра способствует усилению врагов (русско-ливонская война 1501 — 1503 гг. была еще не окончена), а, с другой, — что серебро губит торговлю всеми другими товарами, которые привозились обычно немцами на Русь.31) В этой резко отрицательной формулировке мы можем видеть официальную точку зрения Ганзы на серебро как товар, которая была здесь высказана ливонскими городами как членами и представителями Ганзы.

В мае-июне 1507 г. на съезде ганзейских городов в Любеке было решено просить магистра Ливонского ордена в оказании помощи Ганзе при переговорах с русскими по поводу восстановления двора св. Петра. При этом съезд подчеркнул, что одной из существенных причин упорства русской стороны и ее нежелания пойти навстречу Ганзе является ежедневный подвоз русским больших количеств серебра. Съезд поэтому счел необходимым запретить кому бы то ни было из ганзейцев под угрозой суровых наказаний впредь везти серебро на продажу русским. Далее съезд решил просить польского короля и магистра Ливонского ордена, чтобы они никому не разрешали провозить через подвластные им территории серебро, предназначенное для продажи русским. В письме городских властей Гданьска польскому королю прямо сказано, что наибольший вред, который только можно причинить великому князю — это прекращение подвоза серебра в Россию.32) Это решение ганзейского съезда ярко и убедительно характеризует сложившуюся к 1507 г. обстановку в русско-немецкой торговле, а также отношение к ней Ганзы, как организации.

25 марта 1509 г. был заключен русско-ливонский договор о перемирии на 14 лет, гарантировавший купцам обоих государств свободную торговлю на их территориях. Только ливонцам опять категорически запрещалось привозить и продавать русским соль.33) Так как Псков весной 1509 г обладал еще некоторой независимостью от Москвы, то ливонцы надеялись получить разрешение на продажу соли хотя бы в Псковской земле, тем более, что это было и в интересах самих псковских купцов, которые даже ходатайствовали в этом случае за немцев.34) Но великий князь оказался и здесь твердым в своем решении не допускать [122] ввоза ганзейцами соли. Магистр ордена, сообщая об этом властям города Таллина, писал, что великий князь руководствовался в этом запрете соображениями «собственной выгоды».35) Эта оценка интересна и правильна. Она подчеркивает, что в вопросе о торговле солью великокняжеское правительство строго руководствовалось не интересами отдельных кругов русского купечества, а интересами Русского государства в целом.

Весной 1510 г. в Новгород должно было отправиться посольство Ганзы, чтобы попытаться заключить с великокняжеским правительством торговый договор. Естественно, что в инструкции послам большое значение придавалось вопросу об отмене запрета торговли солью. Послам поручалось узнать истинную причину этого запрета и добиваться его отмены.36)

В отчете Иоганна Роде, главы посольства, так и не достигшего поставленных перед ним целей, содержится несколько важных для нашей темы высказываний обеих сторон во время переговоров. Это, во-первых, приведенное уже выше объяснение запрета, данное ганзейцам представителями великого князя и, во-вторых, аргументы немецкой стороны против этого запрета.

В возражениях ганзейских послов, кроме общих мест, имеется также такой интересный для нас довод, состоящий в том, что «во все времена им можно было и не платить серебром за коноплю, говяжье сало и подобные товары».37)

Мы видим, что для нашей темы решающее значение имеет приведенная реплика ганзейцев, так как в ней прямо названо серебро как товар, который ожидало русское правительство от них вместо соли. Немецкие купцы подчеркивают, что раньше, при продаже продуктов сельскохозяйственного производства их русские партнеры не обязательно у них в обмен требовали только серебро. Таким образом, мероприятия, проводимые русскими властями, способствовали кардинальным изменениям в наборе товаров, привозимых ганзейцами и ливонцами для продажи русским: первое место заняло серебро. Мы узнали также оценку этого нового состава импорта из западных стран в устах ливонских и ганзейских правящих кругов. Они считали, что все это шло на пользу великому князю, т. е. отвечало потребностям развивающегося Русского централизованного государства, а прекращение подвоза серебра нанесло бы ему величайший вред. В завершение первая реплика ганзейцев во время переговоров 1510 г. называет именно серебро как товар, который немецкие купцы якобы не хотят и не могут привозить вместо соли. Все это может служить достаточным доказательством того, что главным требованием русской стороны к Ганзе в течение всей этой торговой войны было: серебро вместо соли!

Переговоры о восстановлении нормальных торговых отношений между Россией и Ганзой возобновились лишь к 1514 г. и привели к заключению договора.38) Ливонские города, которые вели переговоры и подписали договор от имени Ганзы, руководствовались при этом больше своими собственными интересами, чем общеганзейскими. Поэтому руководство ганзейского союза первоначально отказалось утвердить условия нового торгового мира, но со временем все же было вынуждено признать договор de facto. Он носил компромиссный характер, снимался запрет [123] ввоза соли, так как великокняжеское правительство, заключая его, руководствовалось также и соображениями международной политики. За Ганзу ходатайствовал германский император, с которым в том же году был подписан союзный договор, целью которого было изолировать Польшу с запада. Но мы полагаем, что запрет на импорт соли был снят главным образом потому, что эта мера нажима на ливонских и ганзейских купцов в конце концов возымела свое действие, заставила их изменить ассортимент привозимых товаров в соответствии с интересами русского правительства и приучило их привозить для продажи русским в первую очередь серебро и другие цветные металлы, в которых также очень нуждалось великокняжеское правительство. Подтверждение этому можно найти в первых статьях самого договора, которые фиксировали и тем самым узаконивали измененный состав импорта. Статья 4 договора перечисляет ряд товаров, которыми немцы могли торговать «без вывета» в Новгороде. Это соль, серебро, олово, медь, свинец и сера. Никогда раньше такие перечни в текст договоров не включались. Не зная предыстории заключения договора, необходимость такого перечня не совсем ясна. Между тем это именно те товары торговля которыми во время двадцатилетнего конфликта была запрещена, причем соль — русской стороной, а цветные металлы и сера — Орденом и временами — Ганзой. Следовательно, эту статью нужно понимать так, что русская сторона снимает запрет торговли солью, а немецкая разрешает своим купцам везти в Новгород серебро, цветные металлы и серу. Этот перечень даже подсказывает ганзейцам, какие товары ожидает от них русская сторона в ответ на разрешение торговать солью. Статья 5 обязывает немецкого купца, продавшего низкопробное серебро, обменять его на полноценное. Это тоже новый пункт в формуляре договоров, он распространялся только на серебро и воск.

После заключения договора 1514 г. ганзейские купцы всеми силами старались удержать в своих руках поставку серебра своим русским контрагентам, хотя это им было и не всегда легко.39) Оказывается, что и литовское купечество соответствующей политикой было принуждено экспортировать звонкую монету в Россию, чтобы оплачивать закупаемые там товары.40) Интересные материалы о доле серебра, золота и цветных металлов в торговле таллинского купца с русскими контрагентами в первой половине XVI в. можно найти в работах В. В. Дорошенко.41) Финский исследователь Г. Миквитц показывает, что в Тарту в первой половине XVI в. такие русские товары, как лен, конопля и сало, оценивались не в денежных единицах, а в весовых частях серебра или соли, которые немцы должны были дать русским купцам за их товар.42) Как мы видим, соль после снятия с нее запрета отнюдь не вытеснила опять серебро, а мирно уживалась с ним, уступив ему первое место, так как русские купцы охотнее брали его в оплату.

Итак, полный запрет ввоза соли, поддерживаемый в течение 20 лет, привел к желаемому результату — активному денежному балансу. Эту [124] меру по отношению к своим западным контрагентам следует рассматривать как первое применение принципов монетарной системы во внешнеторговой политике Русского государства. К этим принципам начинали прибегать правительства позднефеодальных государств, когда они полностью осознавали удобство ведения хозяйства с помощью денег, «этой абсолютно общественной формы богатства, всегда находящейся в состоянии боевой готовности».43)

Но соляная политика не единственное мероприятие монетарного характера правительства Ивана III. Так, еще в 1489 г. от Иванской корпорации купцов-вощников в Новгороде было отобрано монопольное право взвешивания воска и сбора пошлины, от которой они платили великому князю ежегодно лишь 25 гривен. Весы были переданы двум московским откупщикам, а весчая пошлина с ганзейцев была увеличена в два раза.44)

Более крупным мероприятием являлось учреждение в первом десятилетии XVI в. стапеля в Ивангороде. Термин «стапель» как обозначение нового порядка торговли мы впервые встречаем в переписке властей Гданьска и Любека в 1508 г.45) Стапельное право обязывало купцов не проезжать мимо города, обладавшего им, и выставлять там свои товары для продажи. В конце 1514 г. было приказано и псковским и новгородским купцам не везти свои товары непосредственно в Нарву, а предъявлять их сперва в Ивангороде.46) Также русских и немецких купцов, плывших из устья Невы с товарами в Нарву, обязывали заходить в Ивангород.47) Из всего этого видно, что ивангородский стапель имел назначение поставить под полный контроль правительства весь поток русских товаров, экспортируемых на Запад по балтийскому пути. С этим стапелем связан еще один принцип, характерный для этого периода: пошлина за товар платится только один раз в том городе, где купцу удается его продать.48)

Правительства Ивана III и Василия III, проводя раннемеркантилистскую политику, видели в деятельности русского купечества главным образом источник для пополнения государственной казны денежными металлами и поэтому не всегда в полной мере учитывали его интересы. Лишь в конце XVII в. русское купечество настолько экономически окрепло, что вынудило правительство считаться со своими требованиями, с чем связан переход к экономической политике позднего меркантилизма.


1) См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 24, стр. 71-72.

2) А. И. Пашков. Экономические воззрения и принципы экономической политики Петра I. Идеолог купечества И. Т. Посошков. В кн. «История русской экономической мысли», т. 1, ч. 1. М., 1955, стр. 264-361; И. Т. Посошков. Книга о скудости и богатстве. Ред., вступит. ст. и прим. Б. Б. Кафенгауза. М., 1937.

3) СИЭ, т. 9. М., 1966, стр. 371; см. также Е. В. Чистякова. Социально-экономические взгляды А. Л. Ордина-Нащокина. «Труды Воронежского ун-та», т. 20, Воронеж, 1950; Е. С. Яранцева. Идеолог борьбы за экономическую независимость России А. Л. Ордин-Нащокин. В кн. «История русской экономической мысли», т. 1, стр. 223-246.

4) К. В. Базилевич. Элементы меркантилизма в экономической политике правительства Алексея Михайловича. «УЗ МГУ», вып. 41. М., 1940, стр. 3-34.

5) «История экономических учений» (Курс лекций под ред. П. И. Заррина). М., 1963, стр. 54.

6) «Дополнения к актам историческим», т. V, СПб., 1853, стр. 1-8.

7) СГГиД, ч. IV, M., 1828, № 55, стр. 189-204.

8) А. И. Пашков. Принципы экономической политики Ивана Грозного. В кн. «История русской экономической мысли», т. 1, стр. 182.

9) И. С. Пересветов. Сочинения. Подг. текста А. А. Зимина. М.-Л., 1956, стр. 152-154, 175 и др.

10) К. В. Базилевич. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952, стр. 383.

11) Н. А. Казакова. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975, стр. 180-338.

12) Там же, стр. 251.

13) Сб. РИО, т. 35, СПб., 1882, № 54, стр. 261.

14) Liv-, Est- und Kurländisches Urkundenbuch (далее: LUB), 2. Abt, Bd. III. Riga—Moskau, Nr. 775, § 50. Подробнее см.: Н. А. Казакова. Указ. соч., стр. 248-251.

15) А. Л. Хорошкевич. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв. М., 1963, стр. 213-262. О добыче соли на Руси в этот период см. Е. И. Заозерская. Соляные промыслы на Руси XIV—XV вв. «История СССР», 1970, № 6, стр. 95-109.

16) И. Э. Клейненберг. Объединение прасолов в Великом Новгороде XIV—XV вв. В кн. «XXIII Герценовские чтения. Исторические науки», вып. 1. Краткое содержание докладов, апрель 1970 г. Л., стр. 50-52.

17) А. Л. Хорошкевич. Значение экономических связей с Прибалтикой для развития северо-западных русских городов в конце XV — начале XVI в. В кн. «Экономические связи Прибалтики с Россией», Рига, 1968, стр. 22.

18) А. Л. Хорошкевич. Значение экономических связей, стр. 30-31.

19) Sven Svensson. Den merkantila bakgrunden till Rysslands anfall på den livländiska ordensstaten 1558. Lund, 1951, s. 35 ff.

20) Ruth Kentmann. Livland im russisch-litauischen Konflikt. Die Grundlegung seiner Neutralitätspolitik, 1494—1514. Marburg, 1929, S. 62, 70.

21) A. Attman. The Russian and Polisch Markets in international Trade 1500—1650. Göteborg, 1973, p. 107.

22) Th. Esper. Russia and the Baltic 1494—1558, Slavic Review, University of Washington. Seat le (W), vol. XXV. Nr. 3, 1966, p. 464.

23) Eric Tilberg. Om villkoren för Moskoviens baltiska handel 1487—1547 ochhandelns roll i utrikespolitiken, b. I, Uppsala, 1975, s. 153, 156.

24) См. Н. А. Казакова. Указ. соч., стр. 249-250.

25) Очень метко это выразил в 1515 г. ивангородский наместник, отвечая немецким купцам, когда они пытались ходатайствовать о возобновлении торговли «по старине». Он сказал: «Стариной является все то, что произошло с тех пор, как основан Ивангород, и великий князь желает, чтобы это и считалось стариной». «Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским». СПб., 1868, № 346.

26) LUB, 2. Abt. Bd. I, Nr. 837.

27) LUB, 2 Abt., Bd. II, Riga—Moskau, 1905, Nr. 93.

28) А. Л. Хорошкевич. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв., стр. 279-288.

29) Следует иметь в виду, что Ганза до середины XVI в. признавала законной лишь безденежную форму торговли с русскими — «товар на товар».

30) «Hansisches Urkundenbuch», Bd. XI, München—Leipzig, Nr. 365.

31) «Akten und Rezesse der Livländischen Ständetage», Bd. III. Riga, 1910, Nr. 21, § 102.

32) LUB, 2. Abt., Bd. III, Nr. 194, § 150.

33) СГГиД, ч V. M., 1894, № 57, стр. 43.

34) LUB, 2. Abt., Bd. III, Nr. 584.

35) LUB, 2 Abt., Bd. III, № 657.

36) Там же, № 617.

37) «... item men konde to allen hennip, talgh unde gelike ware myt sulver nicht betalen...». Там же, № 775, § 51.

38) СГГиД, ч. V, № 65.

39) Th. Esper. Op. cit., pp. 467-478; M. Małowist. «Hansische Geschichtsblätter», Bd. 75. Köln, 1957, S. 41.

40) M. Mаłowist. Poland, Russia, and Western Trade in the 15-th and 16-th Centuries, «Past and Present», Nr. 13, April 1958, p. 34.

41) В. В. Дорошенко. Русские связи таллинского купца в 30-х годах XVI в. В кн. «Экономические связи Прибалтики с Россией». Рига, 1968, стр. 45-58; его же. Торговля крупного таллинского купца в XVI в. (по торговой книге О. Элерса 1534—1541 гг.), «Известия АН Эст. ССР», т. XVIII, обществ. науки, 1969, № 4, стр. 332-345.

42) G. Мickwitz. Aus Revaler Handelsbüchern. Zur Technik des Ostseehandels in der ersten Hälfte des XVI. Jhs. Helsingfors, 1938, S. 34.

43) К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, стр. 142.

44) Hanserezesse, 3. Abt., Bd. II. Leipzig, 1883, Nr. 266, S. 305.

45) LUB, 2. Abt., Bd. III, Nr. 337.

46) Русско-ливонские акты, № 338.

47) Там же, № 351.

48) Там же, № 356.


























Написать нам: halgar@xlegio.ru